– А вы куда? – спросила Шерилл.

– Хочу кое-что уточнить у своих знакомых.

Нэнси Вулф встретила его в коридоре.

– Мой адвокат уже в пути. Он сказал, чтобы вы не трогали документы до тех пор, пока он не приедет.

– Ну да. Как только ваш адвокат займет соответствующую должность в окружном суде, я сразу начну выполнять его указания, – сказал Лукас, но потом заговорил немного мягче: – Послушайте, мы не собираемся привлекать к суду ваших пациентов; более того, мы даже не станем обращать внимания на большинство из них. Но сейчас нам необходимо действовать с максимальной быстротой. У нас нет выбора.

– Вы отбросите нас на годы назад с некоторыми из них. Вы уничтожите доверие, которое нам удалось получить – многие из этих людей верят только нам. А если мы лечим кого-то от сексуальных отклонений или других опасных вещей, они сюда больше не вернутся. Во всяком случае, после того, как узнают, что вы сделали.

– А зачем им это знать? – спросил Дэвенпорт. – Если вы не станете устраивать скандал, о нас узнают лишь те люди, с которыми мы побеседуем сами. А им мы скажем, что получили информацию в другом месте, а не в вашей картотеке.

Она покачала головой.

– Если вы просмотрите все файлы, я считаю себя обязанной сообщить об этом моим пациентам.

Лукас напрягся, и его голос резко изменился.

– Вы ничего им не скажете до тех пор, пока мы с ними не свяжемся, – жестко сказал он. – Видит бог, если один из них окажется похитителем, я объявлю вас сообщницей.

Рука Вулф метнулась к шейному платку.

– Это смехотворно, – заявила она.

– А правда ли то, что вы получите полмиллиона долларов в случае смерти Энди Манетт?

Вулф поджала губы, в ее глазах промелькнуло отвращение.

– Оставьте меня в покое, – сказала она, отстранила его рукой и решительно направилась к кабинету Манетт. – Уходите отсюда.

Однако на этом Вулф не успокоилась.

– Кто вам сказал? Джордж? Это сделал Джордж? – крикнула она, подойдя к двери.

Лукас зашел в магазин в Динкитауне [30] , где продавали видеоигры, рядом с кампусом Университета Миннесоты, а потом еще в один, на Снеллинг-авеню, в Сент-Поле, после чего отправился в Южный Миннеаполис.

«Эдгином» [31] владел Маркус Палома, в прошлом любитель ЛСД и мескалинового чая. Магазинчик находился в нескольких кварталах от озера в окружении маленьких оштукатуренных домиков, построенных после Второй мировой войны, с заросшими сорняком лужайками.

Лукас припарковался и рысью побежал к магазину. После дождя прохладный воздух приятно холодил кожу, исчезла привычная уличная пыль, листья деревьев сияли, словно неоновая реклама.

Магазинчик был прямой противоположностью улице – темный, затхлый, немного пыльный. Стопки комиксов в пластиковых пакетах стояли рядом с коробками подержанных ролевых и военных игр. За стеклом выстроились ряды металлических фигурок – тролли, маги, воры, солдаты; кассу охраняли священники и гоблины.

Маркус Палома, сухопарый немолодой мужчина с козлиной бородкой, очками с толстыми стеклами и начавшими недавно редеть седыми волосами, которые еще оставались достаточно пышными, был одет в серый спортивный костюм и кроссовки «Найк». Однажды он финишировал восьмым в марафоне Сент-Пола.

– У меня появилась новая концепция! – закричал он из дальнего конца магазина, из-за полки с комиксами, как только увидел Лукаса. – Я сделаю миллион долларов.

Джон Мэйл сидел на складном стуле и просматривал картонный ящик с подержанными коробками «Подземелий и драконов» [32] . Он посмотрел на Лукаса и снова вернулся к изучению коробки. Два других любителя игр, парень и девушка, также подняли головы, когда Палома обратился к Лукасу.

– Феминистская ролевая игра, основанная на «Подземельях и драконах», – продолжал Палома, понижая голос по мере того, как приближался к Лукасу. – Действие происходит в доисторические времена, но ее участникам придется решать проблемы, связанные с гетеросексуальными отношениями в мире лесбиянок. Я назову ее «Гнездо».

Дэвенпорт рассмеялся.

– Маркус, все, что тебе известно о феминизме, можно записать на оборотной стороне долбаной почтовой марки ручкой для нанесения несмываемых меток на ткань, – сказал он.

– Сквернословие есть признак невежества, – заявила девушка-геймер, поворачиваясь к Лукасу; она явно стремилась вступить с ним в спор.

– Это была непристойность, милая, – на ходу проговорил Маркус, – а не сквернословие. Держи свое дерьмо в строгости. Кстати, это вульгаризм – я о дерьме. – Лукасу он сказал: – Как поживаешь? Пристрелил кого-нибудь в последнее время?

– Не удалось, – ответил тот, и они пожали друг другу руки. – Ты хорошо выглядишь.

– Благодарю. – Лицо Маркуса сохраняло обычный серый цвет. – Я слежу за диетой. Полностью отказался от жиров, за исключением столовой ложки очищенного оливкового масла в салате, в полдень.