Распорядитель вел, скользкий, точно угорь, и такой же лоснящийся, будто воском натертый от самой макушки до пяточек.

На них глядели.

Шептались.

И верно, пойдут слухи… нет, в клабе знали, что братец Велеславов в полициях служит, да только знание сие было абстрактным. Ныне же он, ненаследный князь и старший актор, самолично заявился смущать покой честных офицеров.

Каждый, небось, припомнил, какие за ним грешки числятся… кто-то подворовывал втихую, кто-то бутозерствовал по пьяни, были пьяные драки и разговоры, казалось, в кругу своих, надежных людей. Ан нет… Велеслав спиной ощущал настороженные взгляды сослуживцев.

Расскажет братцу про тот анекдотец о короле?

Аль сплетню, что будто бы Ее Величество… обсуждение принцессиных ножек, буде там было что обсуждать… а то случались и вовсе крамольные беседы, за которые не то, что выговора — обвинение получить можно…

— Зачем ты сюда заявился? — зашипел Велеслав, когда прикрылась беззвучна дверь.

Кабинеты при клабе имелись.

Самые, что ни на есть, приватные. И Себастьян, оглядываясь с любопытством, кажется, начинал понимать, о какой приватности речь шла.

Стены комнатушки, не сказать, чтобы большой, были оклеены красными обоями. Из мебели тут имелась круглая кровать, выставленная в центре комнаты, да столик, на котором таял в серебряном ведерке лед, охлаждая бутыль с шампанским.

Стояло блюдо с оранжерейными персиками да клубникой.

И кальян.

Имелись тут иные малые радости, но вспоминать о них было не время.

— Соскучился, — Себастьян, вывернув шею, разглядывал зеркальный потолок. — Экие вы тут затейники, однако…

В потолке отражалась и кровать, и столик, и картины, препошлейшего, надо сказать, содержания. Прежде-то Велеслав не особо на них внимание обращал, висят и висят, а вот сейчас вдруг просто-таки воспылал интересом к искусству.

— Начинаю думать, что некая часть жизни проходит мимо меня, — Себастьян попрыгал на кровати. — Может, и мне в клаб вступить?

— Рекомендации нужны.

— Неужто не замолвишь словечко за родного-то братца?

Он похлопал по атласному покрывалу, ярко — красному, отороченному черным кружевом. Местным девицам, которые, в отличие от паскуднейшего братца характером обладали легким, веселым, оное сочетание было весьма по вкусу.

И еще колготки сеточкой.

— Садись, — почти дружелюбно предложил братец. — И вправду побеседуем, что ли…

— Да я лучше постою.

И поближе к двери.

Не то, чтобы Велеслав бежать вздумал, да и куда ему бежать-то, скорее уж всем нутром своим осознавал явственную необходимость в пространстве для маневру.

К счастью, братец не настаивал, он упал на кровать, широко раскинув руки, и воззрился в собственное зеркальное отражение.

— Все ж таки странные вы люди…

— Чем?

— Да вот… просто представил… тебя и девицу какую-нибудь… такую, знаешь ли, — он очертил фигуру гипотетической девицы, и Велеслав нехотя согласился, что та вполне в его вкусе.

Вот нравились ему бабы округлые, мягкие.

Себастьян же ткнул пальцем в зеркало.

— Она-то, может, еще и ничего… девиц зеркала любят, а ты… красный, потный. Глаза выпученные. Пыхтишь…

— Я… не пыхтю… не пыхаю… не пыхчу.

— Не важно. Главное, что зрелище-то потешное донельзя… а лет этак через пять… ну или через десять, когда постареешь, то и вовсе смех смехом. Ляжки трясутся белые. Живот обвис. Задница в прыщах, а шея в складках…

— Ты… — Велеславу захотелось дать брату в морду.

Вот просто взять и… и желание это, возникавшее едва ли не при каждой встрече, к счастью, случались они редко, было вполне себе закономерно. Однако Велеслав потрогал занывшую переносицу — никак предрекала она новые беды — и с сожалением отодвинул мысль о душевном мордобое.

Не поймут — с.

— Чего я? — удивился Себастьян. — Я-то тут никаким боком. Во — первых, зеркалами не балуюсь. А во — вторых, веду активный образ жизни. Ты же, братец, дело другое…

Велеслав скрестил руки на груди: так-то оно верней.

А то мало ли…

— Сиднем сидишь, пьешь безмерно, загулы устраиваешь. Нехорошо. Задумайся о здоровьице.

— Задумаюсь, — пообещал Велеслав.

— И правильно… глядишь, и думать понравится.

— Тебе чего надо?!

Ведь не на зеркала же поглядеть он явился в самом-то деле! Экая невидаль, зеркало… и комнаты, подобные нынешней, небось, в каждом втором клабе имеются… и вновь темнит братец, другого ему надобно.

— Если про Лихо спросить, то я знать не знаю, где он… в монастырь ушел, — Велеслав сказал, чувствуя, как краснеют уши. В зеркале сие было особенно заметно, и главное, что он, как ни силится, не способен глаз от зеркала отвесть.