Услужлива.

От того вина вдруг стало легко — легко, как некогда в детстве, когда Богуслава представляла себе, что у нее есть крылья. И рассмеявшись от счастья, которое ее переполняло, она закружилась по комнате.

— Хочешь, она умрет? — раздался шепот рядом.

Богуслава обернулась.

Нет никого.

— Хочешь… она умрет…

— Кто ты?

— Ты.

— Нет.

— Не совсем.

— Покажись…

— Подойди к зеркалу.

У Богуславы было много зеркал, но она выбрала подаренное отцом, круглое, в полторы сажени размахом, закрепленное в серебряной раме. Это зеркало особенно любило Богуславу. И показало ее же…

— Смеешься? — захотелось ударить отражение, и так, чтобы треснула зеркальная гладь. Но та, которая стояла по другую сторону, покачала головой:

— Нет. Здесь я — это ты… и если ты захочешь, я уйду.

— Лжешь.

— Зачем?

— Не знаю, — Богуслава не способна была устоять на месте. Она расхаживала, едва не путаясь в юбках, раздражаясь от этого. — Ты мне скажи, зачем…

— Хочу предложить сделку, — отражение наблюдало за Богуславой. Его губы шевелились, но шепоток раздавался в ушах.

Отчетливый.

Чужой.

— Неужели?

Богуслава остановилась у окна и повернулась к зеркалу спиной, но долго не выдержала, она ощущала на себе чужой внимательный взгляд.

— Я тебе нужна, — сказала она той, имени которой пока не знала.

— А я тебе, — согласилось отражение. — И едва ли не больше, чем ты мне… видишь ли, в этом городе полно девиц, которые мечтают… о чем только не мечтают девицы… о красоте, богатстве… о парне, который заглядывается на подружку… я могу дать многое…

— Красота у меня есть. Богатства хватает… парень… — Богуслава фыркнула. — Что ты мне можешь предложить?

— Жизнь, — отражение больше не улыбалось. — Ты ведь чувствуешь, как она утекает? Вода в руке. Ты сжимаешь пальцы, пытаешься удержать ее, а она все одно просачивается… капля за каплей… знаешь почему?

— Демон?

— Он выел твою душу… и да, ты можешь попытаться спастись. Уйти в монастырь. Запереться в келье, дать обеты и остаток никчемной жизнь посвятить молитвам. Раны начнут заживать. Не сразу. Год или два… десять… двадцать… однажды ты поймешь, что избавилась от того… прикосновения. Но сумеешь ли вернуться? И кем? Никому не нужною старухой, которая забыла обо всем, кроме молитв?

Богуслава стиснула кулаки.

— Я могу дать другое лекарство.

— Это? — Богуслава коснулась флакона, который стоял тут же, на туалетном столике. — Что в нем?

— Какая разница, если это помогает?

Пожалуй, и вправду никакой.

Но как долго будет длиться эта помощь?

— Долго, — отражение усмехнулось. — Я, в отличие от матушки, людьми не разбрасываюсь…

Богуслава ей не поверила.

После демона сложно верить кому-то, но…

— Не спеши… подумай… прочувствуй… мир ведь стал ярче. После демона он должен был… измениться, верно? Я видела, каково это… выцветают краски, радость уходит. И каждый новый день ничем не лучше предыдущего… ты пытаешься жить, как-то, по привычке, но не выходит… без руки жить можно. Без ноги… ослепни, останутся звуки и запахи. Оглохни — сохранишь краски… а у тебя ничего не осталось.

Богуслава зажала бы уши, чтобы не слышать вкрадчивого этого голоса, но откуда-то знала — не спасет. Да и правду говорила та, которая…

…она ушла, оставив Богуславу наедине с флаконом и зеркалами.

Мыслями.

Чашкой кофею, который горничная подала с поклоном, думая, будто бы этот поклон скроет усмешку. Треклятая девка знала и про Велеслава, и про актриску его… и про то, что княжич Вевельский не только до актрисок снисходит, небось, успел уже приобнять, сказать, до чего девка миловидна… дать надежду… этакие легко поддаются на надежду.

Да и не только они… надежда — лучшая приманка.

Но кофий вновь был горек, а шоколад — сладок. И роза пахла розой… и лишь наглая девка раздражала… если та, которая в зеркале, попросит жертву, то Богуслава, пожалуй, согласится.

И отдаст ей горничную.

— На сегодня можешь быть свободна, — сказала Богуслава.

Колдовка вернулась спустя три дня, когда Богуслава уже почти отчаялась. Нет, у нее был флакон, но… он ведь такой крохотный. Даже если принимать зелье раз в три дня, то как надолго его хватит?

Месяц?

Два?

Год? Год жизни, а что потом…

— Я согласна, — сказала Богуслава отражению в зеркале. — Слышишь, я согласна!

— Ты не знаешь, чего я хочу.

— Не важно… я… я понимаю… я ведь не смогу без этого, да?

— Не сможешь, — согласилось отражение. Сегодня оно было более темным и каким-то размытым, точно смотрелась Богуслава не в зеркало, но в грязную болотную воду.

— Значит, я буду от тебя зависеть… и если ты вдруг решишь, что я тебе больше не нужна… я ничего не смогу сделать. А раз так, то к чему эти игры… я понимаю… и принимаю твои условия. Я… хочу жить. Здесь и сейчас… не старухой… не в монастыре, ты права, монастыри не для меня… я… я ведь княжна…