Но теперь иллюзии об уготованном мне будущем исчезли. Меня пригласил травматолог, чтобы побеседовать по поводу формуляра уровня жизни, который я регулярно заполнял.

– Взгляните, – предложил он, – еще недавно вы находились на десятом уровне.

Я заглянул в документ. Десятый уровень предполагал ежедневную работу по желанию больного. Нормальную ежедневную активность и участие в общественной жизни.

– Несмотря на все наши усилия, теперь вы опустились на второй уровень, если не ниже.

Уровень два: можно вставать с постели, но нельзя принимать душ и одеваться. Находиться весь день дома.

– Стив, нам надо менять тактику. У некоторых моих пациентов наступает улучшение после трансдермального введения фентанила. Считаю, нам надо попробовать…

– Это тот самый препарат, о котором я слышал в новостях? В двести раз сильнее героина? Его продают на улицах под названием «Белый китаец»?

Услышав, что я заговорил громче, Комета приблизилась ко мне и, потягиваясь, приглашала погладить ее. Я не стал. Знал: стоит мне до нее дотронуться, как мое возмущение потеряет накал. Но вмешательство борзой в разговор уже возымело эффект. Она сбила меня с толку, и я забыл, что только что собирался разглагольствовать о Боге, флаге и американских ценностях, несовместимых с наркотиками.

– Вот что, Вулф! – Резкий тон врача заставил меня прикусить язык. – Иногда боль полезна. Благодаря боли больной ложится отдохнуть или прекращает делать то, что для него вредно.

Затем он объяснил, что боль сродни состоянию мышц во время поднятия тяжестей. Нервы становятся более проводимыми и быстрее передают сигнал в мозг, и со временем мозг начинает болезненно реагировать даже на безобидный стимул. То, что раньше казалось вполне терпимым, становится разрушительным. Большинство лекарств не способны справиться с нарастающей болью без того, чтобы не вызвать побочных эффектов – язвы или повреждения почек. Зато сильные наркотики помогут.

– Мы отменим большинство лекарств, которые вам вредили, – продолжил врач.

Я принимал столько антидепрессантов, болеутоляющих и средств, противодействующих нежелательным побочным эффектам других лекарств, что стало непонятно, где кончаются проблемы, связанные с болезнью, и начинаются медикаментозные осложнения. Я понимал точку зрения врача.

– Не мучайтесь мыслью, что превратитесь в наркомана, – успокоил он. – Ваше тело нуждается в этом средстве, но вы не станете нарковампиром, которому требуется все больше и больше зелья.

Пришлось согласиться. Потребуется время для отвыкания от прежних лекарств и перехода на новый режим приема вызывающих омерзение фентаниловых «лепешек», какие должны были побороть боль, но у меня этого времени было достаточно.

После первого изнурительного курса назначенного врачом нового средства я стал чувствовать, что хоть я в жизни и не один, мне все равно одиноко. Несколько лет назад другой специалист по боли объяснил мне, что это тревожное явление заслуживает самого пристального изучения. Он заметил, что между страдающими от боли хрониками и их родными и друзьями образуется возрастающая душевная пропасть. Я этого не знал. Но оказалось, что моя с трудом сдерживаемая злость и неудовлетворенность от общения с ближними – распространенная психическая реакция. В людях, подобных мне, обреченных подолгу бороться с состоянием, которое незаметно глазу окружающих и даже не поддается определению словами, со временем что-то ломается.

Один хроник сформулировал суть того, что портит отношения больного с родными и друзьями, и в последующие годы будет постоянно преследовать меня. Это фраза: «Ну как, тебе не лучше?» Каким бы клеймом ни были отмечены люди с ампутированными конечностями, прикованные к инвалидному креслу или раковые больные, об этом принято молчать. Их недуг очевиден, и диагноз не вызывает сомнений. Что такое боль? Все, что касается позвоночника, – медицинские дебри, неизвестные большинству людей. Перерождение позвоночного диска. Ну и что? Мы все стареем. Осложнения после удаления дуг позвонка. Вот еще новости! Кифосколиоз и псевдоартрит. Да брось ты! А если никакая медицина не помогает, говорят: «Может, это все у тебя в голове?»

Больной все больше ощущает отчуждение. Если начинает говорить о своих болячках, рискует прослыть ипохондриком – вроде той пресловутой Дебби Хандры, которая, где бы ни появилась, тут же развалит любую теплую компанию. Однако если скрывать боль, на тебя начинают смотреть как на неисправимого стоика, отказывающегося от помощи, или как на человека, который не жалуется лишь потому, что недостаточно сильно страдает. Современные исследования не только подтверждают, что подобные рассказы не пустые разговоры: доказано, что навешивание ярлыков реально усиливает физические страдания больного. Неудивительно: депрессия и боль передаются одними и теми же нервными путями.

Я чувствовал, что ко мне относятся с антипатией, едва уловимой, но очевидной. Родные и друзья все больше уходили из моей жизни. Коллеги перестали звонить в ответ на мои звонки. Дочери не приезжали на выходные домой. Фредди допоздна задерживалась на работе. Друзья вечно играли в гольф или отлучались из города. Никто не говорил мне прямо в лицо, но я догадывался, что они думают: «Ты пристрастился к лекарствам… Превратил себя в развалину… Тебе нужно найти врачей получше… Ты не пробовал новые методы лечения… А то, чем ты лечишься, тебе только вредит… Ты просто не старался вылечиться». Неужели я действительно жалкий тип? Реальны ли мои подозрения? Ведь очень просто превратиться в параноика, если целыми днями думаешь об этой чертовой боли. Мне казалось, что моему обществу рады только Кометы, Коди и Сандоз.