Мария рассмеялась:

– Они могут сокрушить столько черепов, сколько понадобится, с моего благословения.

– Что за ужасное прославление насилия! – надувшись, произнес Дарнли.

– Их прозвища очень живописны, – продолжал Босуэлл. – Есть Проклятый Эски, Злопамятный Армстронг, Эллиот-Мужеложец и Армстронг Дикий Жеребец. Пожалуй, если вы отправитесь в Пограничье, они и вам дадут подходящее прозвище.

Дарнли повернулся и с оскорбленным видом вышел из комнаты.

– Да, – сказала Мария. – Они назовут его Трусливый Генри.

Она передернула плечами. Теперь, когда он ушел, воздух в комнате как будто стал чище.

– Вы отдохнули? – поинтересовался Босуэлл. – Вам обязательно нужно как следует отдохнуть.

– Что мы будем делать теперь? – спросила Мария. Она была готова поступить так, как он скажет.

– Мы будем ждать. Когда в Данбаре соберется достаточно людей, мы выступим против этих негодяев.

Через три дня в Данбаре собралось четыре тысячи человек, и весть об этом быстро распространилась по Эдинбургу. Босуэлл и Мария решили, что настало время покинуть Данбар и выступить на восток. Босуэлл возглавлял отряды пограничной стражи, а Мария – четыре роты профессиональной пехоты. В целом они заручились поддержкой семи графов и четырех лордов, и все больше людей присоединялось к ним на марше. Дарнли смог пробраться во главу войск лорда Сетона, как будто он командовал ими.

По мере приближения к Эдинбургу простолюдины толпами собирались на обочинах и радостно кричали. У самой границы города архиепископ Гамильтон приветствовал их от имени своего клана. Жители Эдинбурга хлынули наружу, чтобы сопровождать их в город. Босуэлл дал залп из полевой артиллерии.

– Солдаты! – прокричал он. – Вы будете расквартированы в городе.

Они не встретили никакого сопротивления. Пушечный залп оказался победным салютом, а не сигналом к началу битвы. Изменники бежали из города и уже сейчас двигались на юг, собираясь пересечь границу.

Мария вступила в город, оставленный ее врагами, под гул приветствий и во главе восьмитысячной армии. Она одержала победу, и Эдинбург принадлежал ей.

На следующий день она вместе с Тайным советом – за исключением Дарнли, который не выказал к этому никакого интереса, – приступила к наказанию преступников и восстановлению правительства. Все те, кто не принимал участия в убийстве, но оказался косвенно причастным к мятежу, были удалены от двора, в том числе граф Аргайл, Бойд, Мейтленд, Ротс и Киркалди, оставшийся в Англии. Мортона, Линдсея, Рутвена и Дугласов объявили вне закона вместе со всеми их сообщниками.

Но как поступить с Дарнли? Его нужно было удержать рядом с Марией, чтобы обеспечить законное рождение их общего ребенка. Вскоре нашлось решение: он поклянется в своей невиновности перед Тайным советом, и это заявление, очищающее его от вины, будет опубликовано повсеместно. И вот Дарнли с сияющим лицом поклялся в том, что не имел ничего общего с заговором и «никогда не советовал, не приказывал, не соглашался, не содействовал и не одобрял оного».

После этого он отправился в таверну напротив Маркет-Кросс, где было вывешено его подписанное заявление.

– Хорошо, очень хорошо! – бормотал он, салютуя кружкой сам себе.

Звук ножа Дарнли, лязгающего по тарелке, действовал Марии на нервы. Она ненавидела все, что связано с ним, любое напоминание о его существовании. Звуки, которые он издавал, пережевывая пищу и глотая вино, были ей отвратительны. Она заставляла себя смотреть на него и даже улыбаться. Он улыбался в ответ, изображая простака. Понимал ли он, насколько фальшивым выглядело выражение его лица?

«Теперь уже недолго, – подумала Мария. – Должно быть, он польщен и удовлетворен тем, что его признали отцом ребенка и оправдали в убийстве Риччио. Я сделала все возможное, чтобы умиротворить его: выпустила указ о его полной невиновности в заговоре и убийстве, держала его рядом с собой… все, кроме разрешения находиться в моей постели, – но, слава Богу, тут у меня есть оправдание, что врачи запрещают это».

Дарнли по-прежнему улыбался ей, склонив голову набок, как пес.

– Пойдем погуляем на бастионах, любовь моя? – спросил он.

Мария заставила себя встать и кивнуть. Она взяла его за руку, и вместе они медленно вышли во двор Эдинбургского замка.

Хилое майское солнце не могло согреть их. Мария послала слугу за плащом и воспользовалась необходимостью застегнуть его как предлогом для того, чтобы отпустить руку Дарнли. Когда они вышли из-под защиты стен внутреннего двора, свежий весенний ветер, задувавший от залива Форт, ударил им в лицо. Дарнли рассмеялся как ребенок и побежал к стене крепости, в то время как Мария неторопливо следовала за ним.