– Так почему же он тогда не стал всемирным царём и лжемессией?

– Да потому, Александр Дмитриевич, что на пути его встала православная и самодержавная Россия, возглавленная благословенным государем Александром.

Подвижники церкви во главе с Серафимом Саровским.

– Вы говорите, владыка, а я мысленно прикладываю характеристики антихриста к нашим народовольцам, эсерам и прочим либералам. Тоже ведь наплюйоны мценского уезда, – заговорил губернатор. Теперь чувствовалось, что он проникся сказанным. – С Наполеоном было яснее – это был враг. Ему противостояла вся Россия. Армия, народ. А против нынешнего тысячеглавого и тысячерукого антихриста армия, полиция бессильны. Кто противостанет?

Архиерей низко поник белой головой, долго молчал:

– Горе нам, грешным. Не за Христом идём. При думали себе своего Христа под греховные слабости и этого придуманного за собой на верёвочке ведём.

Раньше православие, церковь являли собой краеугольный камень русской государственности. Сегодня же церковь рассматривается всего лишь как «департамент по улучшению нравов народа».

– Хотите сказать, сатана правит балом? – при этих словах губернатору почудилось: под столом кто-то мягко обхватил его за ногу, он вздрогнул. Серебро звякнуло о чашку. На кресло к владыке опять запрыгнул здоровенный дымчатый кот.

В который раз губернатор почувствовал на себе тихий всепонимающий и прощающий взгляд. Ему сделалось неловко за вопрос, которым он как бы уязвил хозяина кабинета.

– Хвалился сатана всем светом овладеть, а Бог не дал ему воли и над свиньёй, – сказал архиерей, смахивая с колен упрямого кота. – Не хочу заканчивать нашу беседу на минорной ноте.

Серафим тяжко поднялся из кресла, взял стоявшую в углу иконку Нерукотворного Спаса, подал губернатору.

– Вглядитесь, Александр Дмитриевич. Сия икона, как и те, что Вы вручали государю и наследни ку, нерукотворная. Зубами писана.

Губернатор благоговейно взял икону. Перекрестился, поцеловал уголок. Долго рассматривал, повернувшись к окну:

– Неужто такое возможно. Никто из нас и руками такое не напишет. Ведь он совсем юный. Как такое чудо может быть?

– Есть в этой иконке, Александр Дмитриевич, некая тайна. Когда подолгу гляжу на неё, жажда начинает мучить. И тогда на ум всего одно слово Христа нашего Спасителя приходит: «Жажду!».

…От архиерея губернатор поехал в городское собрание.

По дороге всё думал про икону Нерукотворного Спаса, жевал невесть почему пересохшими губами: «Гул идёт. Он слышит. А нам не дано…».

По благословлению владыки с трепетом душевным взялся Григорий писать иконы святого Александра Невского, Марии Магдалины, Николая Чудотворца и празднуемых 17 октября Православной Церковью святых пророков бессеребреников Козьмы и Дамиана на кипарисовой доске. Арина дара речи лишилась, когда узнала. Виданное ли дело – её обрубушек станет писать икону для поднесения, страшно вымолвить, самому царю по случаю спасения его с семейством при крушении поезда. Так и ходила с полотенцем на плече, намахивалась то на Никифора, то на Афоню: «Тише хлопайте, тише топайте!..».

Гриша и слышал, и не слышал материнский шёпот. В мыслях возвращался к встрече с владыкой. Всё до нитки помнил – как перевалился на своих култышках через порог архиерейского кабинета, как целовал руку. Его тогда поразил аскетически-иконный лик епископа Серафима. Он даже забыл все наставления отца Василия. Стоял, онемевший.

– Слыхал я, рыбу удишь ловко? – Лицо владыки осветила улыбка. – Крупная-то попадается?..

И тут окаменение прошло. После разговора о рыбалке владыка подозвал к себе Гришу поближе. И теперь, две недели спустя, он чувствовал на плечах его лёгкие и горячие руки. Звучали в сознании пугающие слова: «Благословляю тебя, голубиная душа, на написание иконы для подношения государю нашему Александру Третьему Александровичу…».

Четверо суток по протекции владыки жили они при иконописной мастерской братьев Вязовкиных. Сам хозяин, Макар Иванович, сухонький старичок с чёрной кожаной нашлёпкой на левой глазнице, встретил их без зависти, с любовью. Доску иконную кипарисовую велел для него склеить, дал иконописные подлинники святых, с коих списывать. Помог образы на иконе расположить.

Вечерами зазывал их с отцом Василием чаёвничать. Вёл разговоры про иконописные школы древних и теперешние. Указывал Грише на промашки. Называл Андрея Рублёва, изображавшего милующего многотерпящего и всепрощающего Бога, свидетелем Божьего милосердия.

В мастерской подходил неслышно сзади, подолгу глядел, как Гриша работает, крестился и отходил в благоговейном страхе: «Сам ангел святой незримо у малого на плече сидит и писать помогает…».

…Теперь Гриша жалел, что не остался в Самаре наподольше. Домой они, как сказал отец Василий, бежали впереди лошади. Обрадовались, а рано. Взялся писать в тот же день, аж горел весь. Изо всей мочи старался, а дело не шло.

Главный образ иконы – благоверный Александр Невский – ликом выходил похожим, грешно сказать, на басурмана.