– А, ваша правда! Что мы теряем?

– Только вот в чем проблема, Гоша, – перешел к основной части Игорь. – Чтобы найти тайник, нужны все три ключа. Один у меня есть, один нужно найти. А еще один у тебя, тот самый, что сталкер отдал.

– Ух, вспомнили, – невесело усмехнулся Чесноков. – Это ж когда было!

На кухне повисла пауза, потом Фомин тревожно спросил:

– Ты не сохранил?

– Конечно, нет! – искренне воскликнул Гоша. – Блин, у меня с тех пор жизнь так круто менялась, что я удивлен, как себя-то еще не растерял. Мы же переезжали несколько раз, потом меня определили в Интернат. А там личных вещей почти не было.

У Игоря от огорчения в горле перехватило. Нет, шансов, конечно, было мало, что Гоша до сих пор хранит подарок мертвого сталкера, но все же…

– То есть ее нет? – робко уточнил Фомин.

– Нет, – твердо ответил Гоша. – Точно не сохранилась. Сгорела или порвалась. Может, сам выкинул. Не помню. Как-то не до нее было.

– М-да, – разочарованно выдохнул Семен.

– Вот ведь… черт! – отъехал от стола раздосадованный Фомин.

Гоша поднялся, поставил поилку в раковину, возле которой рядком лежали упаковки влажных полотенец. Засунул руки в карманы халата и, привалившись к подоконнику, хмуро о чем-то задумался.

– Ладно, значит, не судьба, – философски заметил Семен. – Жили без «Шара» и…

– А знаете что? – вдруг произнес Гоша, поднимая на друзей свои черные глаза. – Я знаю, кто нам поможет.

Игорь никогда не был в медицинском корпусе Института, о чем, собственно, не очень жалел. Когда-то МИВК не поскупился и создал здесь хорошую ведомственную поликлинику со стационаром и высококвалифицированными врачами. Пусть поликлиника была небольшой, рассчитанной на нужды персонала Института, но уже очень скоро каждый искитимец старался попасть на прием сюда, а не в районную больницу, хотя это было и нелегко.

А еще здесь располагался специнтернат для больных с синдромом Руффа. И вот такому соседству местные были не очень рады.

Вообще, «синдромом Руффа» называли все странные и непонятные болезни, происходящие, как считалось, из-за воздействия Зоны. Многие слышали про тот же «синдром Хармонта», который проявился у людей, переживших Посещение. Стоило этим несчастным переехать от Зоны куда подальше, как вокруг них начинали с завидной регулярностью происходить аварии и несчастные случаи.

Подобное происходило то тут, то там, практически во всех городах, расположенных вблизи Зон Посещения. Люди внезапно слепли, глохли, их начинали бить током все без разбору электрические приборы. Кто-то засыпал, и его больше не могли разбудить, кто-то ломал себе шею из-за внезапно возникшей хрупкости костей.

Все эти проявления наверняка имели собственные названия, но их автоматом причисляли к симптомам, указывающим на болезнь Руффа. Однако по полной эта напасть отыгрывалась на детях. Инопланетная зараза каким-то образом вмешивалась в генетический код, и на свет появлялись дифференты.

Дифференты рождались в семьях, где один из членов семьи имел непосредственный контакт с Зоной. Причем неважно, в каких ее проявлениях – ходил «за забор», работал с внеземными объектами, обслуживал вернувшихся с задания роботов. От всеобщей паники спасало лишь небольшое количество таких аномалий. По статистике, на пятьсот новорожденных лишь у одного проявлялись симптомы прогрессирующих мутаций. А самое интересное, что дифферентами становились только местные, проживающие в непосредственной близости от Зоны. Тем, кто покупал, к примеру, лечебный «белый браслет» в том же Новосибирске, ничего не грозило. Ни ему, ни его детям. Это проклятие карало только причастных.

– Вон видите на втором этаже окно? – Гоша указал варежкой на здание медкорпуса. – Рядом с водопроводной трубой.

– Вижу, – ответил Семен, пряча подбородок в шарф.

– Там моя палата была, – похвастался Чесноков. – Всегда солнце по утрам.

– Чего-то завидовать не хочется, – отозвался Игорь и добавил: – Уж извини.

– И правильно, – не обиделся Гоша, глядя из-под капюшона. – Лучше там не быть.

– А почему на первом и втором этажах окна пусть и с решетками, но есть, а на четвертом и пятом кирпичами заложены? – спросил Старцев.

Чесноков невесело хмыкнул в усы.

– А там, – сказал он. – Блоки интенсивного лечения и больные в четвертой стадии.

– В какой стадии? – не понял Семен.

– В четвертой, – ответил за Гошу Игорь. – Совсем не люди.

– Еще человек, слегка не человек, почти не человек, совсем не человек, – словно детскую скороговорку, произнес Чесноков. – Четыре стадии болезни Руффа.

– А… а у тебя? – Семен чуть не отвел глаза, но сдержался.

– Вторая, – легко ответил Гоша, привыкший к подобным вопросам. – Уже неизлечим, но вовремя купирован. Так-то.

– Жесть, – поежился Старцев. – В нашем детстве такого не было.

– Было, – уверил друга Гоша. – Просто об этом не говорили.

Парни вышли на очищенную от снега дорожку, пересекли центральную аллею, миновали центральный вход со скучающими посетителями поликлиники и свернули за угол. Прошли вдоль здания, свернули еще раз и вышли к небольшому крыльцу с узким пандусом. Здесь курил, воткнув лопату в сугроб, квадратной формации мужик в ватнике и сером брезентовом переднике.

– Здорово, дядь Саш, – издалека поздоровался Гоша, махая рукой.