«Как же, интересно знать?».

«Во сне».

«А почему нет?» – спросил Джастин.

«Это я у тебя хочу спросить», – ответил Магнус.

И Джастина осенило:

«Естественно. Потому что она не спит».

«А ты умный, – одобрительно заметил Гораций. – Жаль только, что глупый такой».

«Будь осторожен, – предостерег Магнус. – Богиня, что следует за ней, может заподозрить еще чье-то присутствие. Ты, конечно, упрешься и станешь все отрицать, но в тебе видна сила. Не всем, конечно. Но видна. И ей уж точно не понравилось, что Мэй пытались перехватить и отобрать в том храме».

Джастин сначала не понял, о чем речь. А потом вспомнил: Мэй, стоящая перед статуей богини – огромной, сияющей, как день. В ней чувствовалась мощь, сравнимая с той, что опускалась на Мэй во время боя. Только та была темная и жуткая, а эта – теплая, зовущая и полная жизни.

«А что это было?» – спросил он.

«Другой бог хотел вырвать Мэй из-под власти черной», – ответил Магнус.

«Владычица с книгой?»

Не слишком вероятно, чтобы богиня учености – и вдруг позарилась на Мэй.

«Нет, другое божество. Весьма предприимчивое, кстати. Увидело шанс – и воспользовалось. Но вообще боги часто слабеют на чужой территории».

Мэй всмотрелась в лицо Джастина:

– Почему ты так на меня смотришь?

Тут он понял, что таращился на нее все время, пока разговаривал с воронами. Но он быстро нашелся:

– Ты только Син об этом не рассказывай, ладно?

– Я и не собиралась.

– Син тебе оладушек нажарила, ты их съела несметное количество. И вы, дамочки, спелись…

Кстати, в ходе совместных трапез выяснилось, что поддержание сверхчеловеческих мощностей преторианского организма требовало просто чудовищного количества еды.

– Так вкусные же были оладьи, – согласилась Мэй. – И она много нажарила. Она всегда много готовит. Как на армию.

Джастин улыбнулся:

– А знаешь почему? Это сверхкомпенсация.

– В смысле?

Тут он задумался над ответом. Пытаясь избежать разговора на тему, которую не хотела затрагивать Мэй, он нечаянно завел другой – не слишком приятный ему.

Были времена, когда он мог с одного взгляда узнать и потом пересказать всю историю жизни человека – но предпочитал держать это знание при себе. Но тут он заглянул в ее глаза – а сегодня в них переливалось синее и зеленое, и они завораживали – и почувствовал, что не может сопротивляться странной боли внутри, которая заставляет говорить и говорить. Может, она его и вправду ненавидит. А может, думает, что он слаб и может только людьми манипулировать. Но ему вдруг нестерпимо захотелось ее понимания. Ну, хотя бы чуточку понимания того, как он дошел до такой жизни.

– Знаешь, как началась карьера блестящего следователя департамента? Среди пыльных лотков летней ярмарки в Анкоридже. Мы с Син зарабатывали на пропитание тем, в чем ты считаешь меня профессионалом, – жульничеством и шарлатанством.

Мэй возмутилась:

– Ничего подобного! Я так не считаю!

– Да ну!

И он пристально посмотрел ей в глаза, и она отвела взгляд – точно, именно так она и считает.

– Ты считаешь, что я все говорю исключительно затем, чтобы облапошить людей и заставить их исполнять мою волю. И это, в принципе, верный ход мысли, потому что в пятидесяти процентах случаев так оно и есть. У нордлингов есть карнавалы, ярмарки?

– Конечно.

– Наверняка там играют в игры типа «отгадай, сколько мне лет, сколько я вешу» и прочие? Так вот, именно этим мы и занимались. Представляешь, да?

И он протянул руки – входил в роль рассказчика.

– Двое очаровательных детишек – мы и тогда выглядели как сущие ангелы! – приводят в восхищение приезжих, угадывая вещи, которых совершенно точно – знать не могут! Син прекрасно угадывала вес. Она гений – причем недооцененный! Ведь подобный талант предполагает колоссальные математические способности! А я рассказывал людям их биографию. Говорил, сколько им лет. Откуда приехали. Имитировал акценты. Естественно, недостающие сведения я восполнял с помощью пары невинных детских вопросов – зато мог выведать практически что угодно.

– Жульничеством здесь и не пахнет, – заявила Мэй. – Наблюдательность – только и всего.

Он пожал плечами:

– Но ведь похоже на жульничество, верно? Ты бы видела, как люди на нас реагировали. Они считали, что это – волшебство чистой воды. И платили щедро – правда, деньги уходили подлому ярмарочному деятелю, чтоб ему пусто было… Он с нами почти не делился. Но на еду хватало.

– А почему вы должны были зарабатывать себе на еду? Вы же были детьми? – спросила Мэй.

Ну, в ее-то детстве еду готовили повара, а приносили слуги.