Я чувствовал, что это было началом моей карьеры оратора, и сделал следующий шаг к своей цели – достижению максимального сходства с Буддой во всем, что он делал. При любом удобном случае я возвращался к этой башне и читал проповеди. К сожалению, Лаялпур был маленьким городком, и было неизбежно, что рано или поздно кто-нибудь из моих знакомых узнает меня. Поэтому неудивительно, что однажды один из наших соседей окликнул меня на площади и рассказал матери о моем кривлянье.

Сначала она не поверила этому. «Как такое может быть? – спросила она. – Откуда у него может взяться оранжевая одежда?» Затем, вспомнив о своем потерянном сари, она открыла мой шкаф, где у меня лежали книги, и нашла бумажный сверток. Игра закончилась: эта находка положила конец моей короткой стадии подражания Будде.

Это был абсурдный, но занимательный эпизод моей жизни, который, оглядываясь назад, я могу рассматривать как отражение моего состояния в то время. Я не был озорным ребенком и никогда не рассматривал этот случай как детскую шалость. Я так поступил под воздействием какой-то силы. Может быть, мои предыдущие самскары (привычки из прошлой жизни) подействовали на меня таким образом.

Мать не очень на меня рассердилась. У нас с ней всегда были хорошие отношения, и она смогла увидеть комичность ситуации. Так как она была еще совсем юной, когда родился я, то мы вели себя, как брат и сестра, а не мать и сын. Мы вместе играли, пели и танцевали, даже зачастую спали в одной кровати.

Я поинтересовался у Сумитры, помнит ли она что-нибудь из того периода Пападжи, когда он так хотел походить на Будду:

Дэвид: Вы помните то время, когда он изображал из себя буддистского монаха? Как-то он перестал есть, потому что хотел походить на изображенного на картинке голодающего Будду. Вы помните этот период?

Сумитра: Я не помню, чтобы он специально голодал. Он всегда был худым в детстве, поэтому, вероятно, я и не заметила, как усилилась его худоба. Но я действительно помню тот случай, когда мать отыскала то сари, в котором он просил подаяние и читал проповеди. Она совсем на него не рассердилась. А просто спросила: «И давно ты так переодеваешься? В тебе возгорелась любовь к Богу? Кто зажег в тебе это пламя?» «Для большого костра нужно много дров и хвороста, но сначала загораются тонкие ветки» – таков был его ответ.

На одном сатсанге в Лакнау Пападжи отметил следующее об этом периоде своей жизни: «Первым моим гуру был Будда. Я любил его, следовал его примеру, подражая ему во всем, что я делал. В конце концов, так же как и он, я покинул дом, чтобы найти Бога. И, так же как и он, я наконец-то понял: чтобы найти Бога, совсем необязательно убегать. Бог внутри нас, и искать его где-либо еще – бесполезно».

На другом сатсанге он продолжил рассказ об этом периоде своей жизни.

Как случилось так, что иллюстрация Будды подтолкнула меня к этому? Почему я влюбился в этого человека, медитирующего Будду? У меня нет ответа, и я не могу это объяснить. Что-то двигало мною изнутри, какая-то сила направляла меня подражать ему всеми возможными способами. Это удивительно и не поддается объяснению, так как я ничего не знал о нем. Я не знал ни его истории, ни почему он сидел с закрытыми глазами. Я не имел представления, что он пытался достичь просветления, поскольку до этого я не сталкивался с подобным понятием. Я просто ощущал, что должен следовать его примеру. Я не нуждался в подаянии, так как принадлежал к вполне обеспеченной семье среднего класса, а дома у нас было достаточно еды. Никто не принуждал меня идти в центр города и читать там проповеди.

Когда кончился мой период «буддистского монаха», я подражал ему, сидя с закрытыми глазами. Как только у меня появлялось свободное время, я садился, скрестив ноги и закрыв глаза. Даже в школе я частенько закрывал глаза, увлеченный потоком, протекающим через меня.

Нельзя сказать, что я медитировал, так как я ничего не делал для этого. Правильнее было бы сказать, что медитация влюбилась в этого маленького мальчика настолько, что не позволяла ему заниматься чем-либо другим. Она не давала ему уснуть ночью, а некоторыми вечерами даже не позволяла оставаться в постели.

Посреди ночи, даже зимой, что-то шептало ему на ухо: «Вставай, мальчик, уже полночь. Поднимайся с постели, не тревожь своих родителей и садись на пол, позволь мне поглотить тебя».

Это истинная любовь. Это истинная медитация. А когда вы, сидя на земле, пытаетесь не дать вашему уму растечься в десяти направлениях – это не медитация. Это всего лишь игра ума.

Я расспросил Пападжи о некоторых вещах, которые происходили с ним в этот период:

Дэвид: Будучи ребенком, вы не спали по ночам, так как медитировали. Какую медитацию вы практиковали?