Хан Бахадур привел нас к дому и покинул нас, оставив около дверей. Доктор Сьед постучался и представился на персидском языке, полагая, что это произведет должное впечатление. Он изучал восточные языки в Аллахабаде и слыл признанным экспертом в области мусульманства. Но ответа не последовало.

«Давай немного подождем, – обратился он ко мне. – Возможно, он молится в данное время».

Через двадцать минут он опять постучал в дверь. На этот раз пир подал признаки жизни, прокричав, чтобы мы уходили.

Доктора Сьеда это совсем не порадовало. Он проделал этот долгий путь специально для того, чтобы поговорить с этим человеком, а в результате даже не мог войти в прихожую.

«Этот человек не похож на Махарши, – посетовал он. – С Махарши могут встретиться все желающие. А этот человек никому не позволяет даже увидеть его. Как мы можем набраться мудрости у святых, если они не позволяют находиться в их присутствии? Ну что ж, пошли к тебе домой. Не стоит здесь попусту тратить время».

Я не хотел уходить, не повидав этого пира: «Возвращайся ко мне домой, и моя жена накормит тебя обедом. Скажи ей, что я приду позже. Я пришел встретиться с этим человеком и не уйду до тех пор, пока не увижу его».

Я чувствовал: стоит встретиться с человеком, который всячески избегает встреч с кем-либо.

Доктор Сьед не прошел и нескольких ярдов по улице, как пир открыл мне дверь. Указав на удаляющуюся фигуру профессора, я объяснил, что именно этот человек проделал долгий путь из Аллахабада, чтобы только встретиться с ним.

«Мне позвать его?» – спросил я. «Нет, – был жесткий ответ наставника. – Он пришел сюда без благих намерений. Он хочет, чтобы я помог ему разрешить спорный вопрос о частной собственности в его пользу. Мне неинтересны такие люди. А что касается тебя, то ты – пир Индии. Я с удовольствием беседую с подобными тебе людьми».

Он пригласил меня войти и любезно предложил сесть на его sazenamaz, личный молитвенный коврик. Некоторое время мы сидели на нем, храня молчание. Немного позже опять раздался стук в дверь.

«Принесли мой обед, – промолвил пир. – Работник Хана Бахадура приносит его каждый день в полдень и оставляет перед дверью. Ты должен разделить со мной трапезу».

Так мы сидели рядом и ели его обед. Во время еды он рассказал свою историю жизни. В самом начале своего пути он был профессором в Багдаде, но по какой-то причине почувствовал необходимость приехать в Индию, чтобы встретиться с некоторыми учителями, живущими там.

«Я знаю таких учителей прошлого, как Шамса Табриз из Мултана, Кабир и других великих учителей, – сказал он. – Мною овладело страстное желание приехать сюда и посмотреть, продолжает ли Индия производить на свет таких же великих учителей».

Я рассказал ему о Рамане Махарши и упомянул суфия, которого встретил у себя дома в Пенджабе. Его очень заинтересовал мой рассказ о Махарши, тем более что он жил совсем недалеко от Мадраса.

Около трех часов дня я сказал ему, что должен идти домой, так как меня там ждет мой друг из Аллахабада. Я спросил его разрешения вновь прийти к нему, но он уклонился от ответа.

«Тебе нет нужды приходить, – сказал он. – Я буду с тобой всегда и везде».

Дома жена сообщила мне, что доктор Сьед уже уехал на станцию.

«Он взял отпуск в университете всего лишь на три дня, – объяснила она. – У него был билет на вечерний поезд сегодня. Он не стал дожидаться тебя, поскольку это означало бы прогул в университете».

В своем письме я описал ему события, произошедшие после его ухода. Он, в свою очередь, сообщил, что все, рассказанное пиром, правда. В Аллахабаде он в самом деле оспаривал свои права на частную собственность. Несколько лет он работал преподавателем в Англии. За время его отсутствия некоторые его родственники заняли его дом. После его возвращения они отказались освободить занимаемую ими площадь, хотя первоначально была договоренность, что они будут жить в его доме, пока он не вернется из Англии. Поэтому-то он и приехал к пиру. Он хотел получить его благословение вернуть себе дом. Вот почему пир отказался принять его.

Доктор Сьед писал, что был очень расстроен из-за своей неудавшейся попытки поговорить с пиром, но в нескольких строках излагал свою радость по поводу того, что мне все-таки удалось познакомиться с великим святым.

Несмотря на то что я не получил положительного ответа на просьбу увидеть его вновь, я все же настоял, чтобы мы вместе отправились к Махарши в Тируваннамалай в один из моих визитов в выходные дни. Некоторое время мы вместе сидели в зале и смотрели на Махарши. Спустя несколько минут пир поднялся, выразил свое почтение и откланялся.

Догнав его, я спросил, почему он так внезапно ушел, на что он ответил: «Я вдохнул аромат одного цветка в саду индуизма. Мне нет надобности нюхать остальные цветы. Теперь я удовлетворен и могу вернуться в Багдад».

Этот человек был джняни, истинным знатоком реальности. Такие люди встречаются очень редко. За эти несколько минут, проведенные с Махарши, он получил удовлетворение от осознания того, что «цветение» индуистского джняни было таким же, как высший опыт мусульманских святых.