По истечении некоторого времени, которое я провел с ним и его семьей, я сказал ему: «Поскольку я нахожусь в северной части Индии, я намерен съездить в Лакнау навестить свою жену и детей. Прошу извинить меня, но я вынужден покинуть вас». Мишра настоял на том, чтобы я немного задержался, мотивировав следующим: «В следующее воскресенье мы все возвращаемся в Аллахабад. Это как раз по дороге к Лакнау. Оставайтесь с нами, а немного позже мы вместе поедем в Лакнау».

Я согласился, и мы провели еще несколько дней вместе в Аллахабаде. За это время дочь Мишры настолько ко мне привязалась, что настояла на том, чтобы спать со мной в одной комнате. А когда она узнала о предстоящей моей поездке в Лакнау без нее, она отыскала какую-то веревку и привязала меня за ногу к кровати, чтобы я не смог уйти. В другой раз, когда я катал ее на своих плечах, девочка укусила меня и засмеялась.

Ее родители были шокированы ее поведением и хотели наказать, но она объяснила: «Вы не понимаете. Я так сильно его люблю, что иногда у меня возникает потребность попробовать его на вкус. Когда это желание очень сильное, я не могу сдержаться и поэтому кусаю его».

Каждое утро, пока я жил у них, я брал ее с собой на место слияния трех рек – Ганги, Ямуны и Сарасвати. Искупавшись там, она обмазывала свое тело грязью и целыми часами медитировала. В час дня мне приходилось напоминать ей, что пора обедать, и мы шли домой. Не напомни я об этом, она бы так и сидела весь день.

Следующий случай произошел незадолго до того, о котором Пападжи только что упомянул.

Во время одного моего пребывания с Рамешваром Мишрой он поинтересовался, хочу ли я познакомиться с некоторыми академиками из университета в Аллахабаде. Сам Мишра был выпускником этого университета и хотел представить меня некоторым своим знакомым. Он получил мое согласие, и встреча была назначена на следующее воскресение. Гвоздем программы должен был стать профессор Рой, глава факультета философии. По секрету он предупредил нас, что приведет с собой десять своих студентов, чьи научно-исследовательские работы он курирует. Все они пришли около пяти часов вечера, так что для них уже были приготовлены места за столом.

Когда бы я ни гостил в доме Мишры, его восьмилетняя дочь всегда крутилась около меня, поэтому и на этой встрече она была рядом. Профессор начал задавать мне вопросы, перед этим заметив, что ни на один из них не получил удовлетворительного ответа, когда задал их в ашраме в Аллахабаде, где остановился Шанкарачарья.

Я хотел ответить ему на английском языке, поскольку он плохо говорил на хинди, но девочка настояла на том, чтобы беседовать на хинди, так как совсем не знала английского. Профессор обратился к ее отцу с просьбой вывести ее из комнаты, потому что она мешала ему вести беседу, но она настаивала на своем присутствии, заявив, что не уйдет ни под каким предлогом.

Я не хотел расстраивать ни профессора, ни девочку, таким образом, я обратился к профессору Рою: «Девочка сама будет отвечать вам на вопросы, как только я произнесу их на хинди». Она взглянула на меня и запротестовала: «Но я же не знаю английский!» Я посмотрел на нее и решительно сказал: «Когда ты откроешь рот, то будешь говорить на английском языке».

Так профессор Рой начал задавать вопросы на английском. Я давал ответы на хинди, что привело девочку в восторг. Затем, ко всеобщему удивлению, она начала переводить их на великолепный английский. Ее речь была образна, отчетлива и понятна. Профессор Рой часто использовал слово «knowledge», знание, для описания определенной функции ума. В своих ответах девочка же прибегала к слову «learning», эрудиция, говоря о том же феномене. Профессор возразил против использования ею данного слова, так как считал, что «знание» наиболее точно отражает выражаемую им идею. В конце концов мы воспользовались услугами словаря, чтобы разрешить спор. Оказалось, что использованное ею слово наиболее точно передавало его мысль.

Весть о ее способности распространилась по всему городу. К ней стали стекаться люди, так как услышали, что она может дать ответ на любой вопрос.

Как-то к ней пришел один санньясин и спросил: «Кто говорит, когда ты отвечаешь на вопросы?» «Мой Гуруджи», – ответила она. «А где твой Гуруджи?» «В Сердце». «А где твое Сердце?» – продолжал он расспрашивать ее. Она указала на мою грудь и сказала: «Мое Сердце – это Сердце моего Гуруджи. Когда я говорю, говорит его Сердце». Этот санньясин распростерся перед ней и сказал: «Теперь я понимаю природу этого феномена».

Эта девочка, не зная никаких философских учений или английского языка, преподнесла дипломированному профессору и санньясину практический урок о силе бхакти к своему гуру.

Некоторое время пожив с семьей Мишры, я покинул их и поехал в Лакнау, чтобы проведать свою жену и детей.

В 1950-х годах Пападжи периодически приезжал в Северную Индию навестить свою семью и встретиться со своими преданными. Условия проживания в лагерях на приисках были очень примитивными, поэтому Пападжи считал, что будет лучше, если его семья останется в Лакнау, а не поселится вместе с ним. Дети Пападжи закончили здесь школу, а позже поступили в университет в Лакнау. Во время своих визитов Пападжи возобновлял проведение сатсангов. В конце 1950-х годов Свами Абхишиктананда записал один его сатсанг, который позже был опубликован в книге «Тайны Аруначалы». Он дает некоторое представление о своеобразном стиле Пападжи.

Практически каждый год он приезжал в Лакнау к своей семье и многочисленным друзьям, которые с нетерпением ждали его приезда. В такие визиты его маленькая комнатка практически всегда была заполнена людьми…

Он никогда не потакал своим посетителям… Он был очень строг, особенно с теми, кто, по его мнению, вводил людей в заблуждение, позволяя им останавливаться лишь на внешних религиозных практиках, несмотря на то что это, возможно, устраивало учеников и было зачастую удобно так называемым гуру.