Шрифт:
«Я не трус, – отвечал его отец. – Мне нечего бояться. Я не хочу новое тело, но я знаю, что это тело мне очень скоро придется оставить. Я знаю, что я уже на пути к Богу, но я иду туда без всякого страха. Когда придет мое время, я встану перед ним и скажу: „Я отец этого просветленного человека, который сейчас идет по Земле. Он – настоящий правитель этой Вселенной. Никто не может судить меня здесь. Я отец Властителя Мира“».
Несмотря на то что он говорил прерывающимся шепотом, в его словах была пламенная гордость. Он знал, что всю свою жизнь он прожил с Богом и он и в самом деле не боялся ничего, что могло случиться с ним после смерти.
Он замолчал, но через несколько минут на его лице засияла блаженная улыбка. По-видимому, ему было видение.
«Смотрите! Смотрите! – закричал он. – Боги пришли сюда! Я вижу их всех! Все они кружатся вокруг моего сына и поклоняются ему. Вся Вселенная кружится вокруг него. Я вижу это собственными глазами!»
Как прекрасны были его глаза! Ни Пападжи, ни я не видели того, что видел он, но одни только его глаза были достаточным доказательством того, что он был свидетелем божественного видения.
В конце, когда это видение угасло, он прошептал: «Какое благословение для меня – увидеть эту крошечную частичку царства моего сына! Есть ли еще один такой отец во Вселенной, который получил бы такое благословение?»
Это было огромное счастье – быть свидетелем этого изумительного зрелища. Братья и сестры Пападжи сидели снаружи палаты. Только Пападжи и я были в эти драгоценные мгновения.
Это было не последнее откровение этой ночи. Около 3 часов ночи, пока я все еще сидел возле кровати, Пападжи благословил меня изумительным видением – лично для меня. Когда я вспоминаю об этом сейчас, чтобы описать его, оно встает перед моими глазами так, словно это случилось вчера, а не двадцать с лишним лет назад. Отец Пападжи описывал видение, в котором вся Вселенная, все боги и богини вращались вокруг его сына. Теперь и я видел нечто очень похожее.
Я видел бесчисленных богов и богинь, которые кружились вокруг Пападжи и Раманы Махарши. Позади этих божеств все звезды и планеты тоже кружились вокруг них. И Пападжи, и Махарши были в коронах, как на изображениях индийских королей. Мощный золотой свет заливал всю картину. Блаженство и экстаз ошеломили меня.
Через какое-то время я услышал, как в палату вошла Сумитра, сестра Пападжи. Я услышал, как она закричала: «Ом Пракаш сейчас упадет! Держи его!»
Пападжи кинулся ко мне и подхватил, пока я не упал на пол. Он рывком поставил меня на ноги, обхватил руками и заставил меня выйти из палаты. Я не хотел уходить, но Пападжи вывел меня силой. Мы вышли из больницы и начали ходить вверх и вниз по пустынным окрестным улицам. Я хотел удержать это видение, но Пападжи решительно выводил меня из него, обсуждая мои планы на завтра. Я раньше говорил ему, что на следующий день собираюсь ехать в Канпур, чтобы сделать там кое-какие дела. Пападжи начал говорить о том, что я буду там делать и заставлял меня сосредоточиться на том, что он говорил. Постепенно мой ум вернулся в обычное состояние. Через несколько минут прогулок по улицам и разговоров об обычных мелочах повседневной жизни я смог полностью восстановить контроль над всеми своими функциями.
Когда я достаточно пришел в себя, чтобы вести с ним разумную беседу, я сказал: «Пападжи, я уже не хочу завтра ехать в Канпур. После того, что я пережил в вашем присутствии, я чувствую, что мне надо побыть в тишине какое-то время, чтобы полностью усвоить все, что произошло сегодня».
Пападжи не согласился. «Нет, – сказал он, – ты должен некоторое время удерживать внимание на обычном мире. Вот тебе 50 рупий на дорожные расходы. Иди домой, отдохни, пока у тебя есть возможность, а завтра езжай в Канпур и делай там свои дела. Возвращайся сразу же, как только сможешь. Увидимся, когда вернешься».
Отец Пападжи умер на следующий день, пока я был в Канпуре. Я до сих пор безмерно благодарен Пападжи за то, что он был со мной в эту ночь и дал мне увидеть этот редкий и совершенный проблеск его божественной, космической формы.
Пападжи уже принял приглашение Йоахима Греберта поехать в Германию. Думая о том, что его мать не должна скорбеть об отце слишком долго, пока он будет в отъезде, он по собственному желанию взялся перебирать личные вещи отца. Во время этой процедуры он обнаружил еще несколько свидетельств, которые открыли ему полную степень отцовской преданности и восхищения.
После смерти отца мне нужно было лететь в Кельн, потому что меня пригласили туда люди, которые жили со мной в Харидваре и Ришикеше. В то время моя мать жила одна в доме недалеко от реки Гомти. Вдруг мне в голову пришла мысль, что она не должна жить в окружении личных вещей отца. Я чувствовал, что ей будет легче справиться со своей скорбью, если я унесу из дома вещи, которые все время напоминали бы ей об отце.
Я сказал ей настолько мягко, насколько мог, что я с радостью забрал бы из дома все старые вещи и заменил их новыми, которые не напоминали бы ей о покойном муже. Она согласилась. Они были женаты шестьдесят лет, но она знала, что бессмысленно продлевать свой мучительный траур.
С помощью нанятого мной мальчика я выбросил все вещи, которые были в его комнате. После этого я вычистил его комнату для пуджи и избавился от всех статуэток, книг, мал и т. п. – от всего, что было на полке в той комнате, где он проводил пуджи. Там были только две вещи, которые моя мать хотела сохранить: карманное издание Бхагавад Гиты, которое он всегда держал при себе, и его дневник, который он называл «Бортовой журнал».