— Вы ведь давно в партии большевиков?

— С девятьсот пятого, но примкнул раньше, — улыбнулся смущенно Игнат.

В этом кабинете он всегда чувствовал себя чуть скованно. Сейчас Сарычев смотрел прямо в глаза председателю, но получалось плохо, взгляд, помимо его воли, то и дело обращался к рукам Дзержинского, неторопливо помешивающим чай.

— Очень хорошо, — после непродолжительного молчания сказал Дзержинский. — А правду говорят, что вы с блатными можете разговаривать на их языке? Как это называется… феней, кажется, — взгляд слегка насмешливый, но вот серые глаза необыкновенно серьезны.

— Правда, товарищ Дзержинский… Прежде чем на флот пойти, я ведь с босяками общался. А они тюрьмы да каторгу не понаслышке знают. А потом, у меня и дед на каторге побывал. В молодости с ним в этом кругу считались. — Дзержинский едва заметно улыбнулся. — А когда меня с флота забрали, то пришлось и на тобольской ссылке побывать. А там, кроме политических, много блатных было. Не буду скрывать, время как-то убить нужно было, вот я от них «блатной музыки» и поднабрался… Так еще иногда называют. И знаю их жаргон не хуже, чем морской. А иначе нельзя, там ведь волки! Могут и за овцу принять. — Дзержинский лишь хмыкнул этому сравнению. — Опять-таки, в картишках здорово поднаторел.

— И до сих пор в карты хорошо играете?

— Да меня просто жизнь заставила. Из ссылки вернулся, на работу никуда не берут, вот я по малинам ходил и в карты играл. На жизнь хватало, не жаловался!

— А у меня сумели бы выиграть? — неожиданно спросил Дзержинский, по-деловому отодвинув в сторону стакан с остывшим чаем.

По лицу Сарычева пробежала растерянность, похоже, что председатель ВЧК не шутил.

— Это как масть пойдет, — собравшись, достойно ответил Сарычев, невольно задержав взгляд на руках Дзержинского.

Ладони у Железного Феликса были узкими, пальцы длинными. Если ему дать несколько уроков игры, то при должной сноровке он может стать крепким игроком. Сарычев знал, что и среди политических встречается немало таких, которые в игре не уступят даже опытным шулерам. Он вспомнил тобольскую ссылку, где блатные играли против политических. Резались в карты семь дней, отрываясь лишь на редкие перекуры и обед, в результате того карточного марафона политическим удалось обыграть блатных подчистую и получить приз — тридцать бутылок спирта, который те бог знает где раздобыли. Пили, правда, вместе, что нисколько не умалило победы политических.

Особенно преуспели в картах теоретики марксизма. Многих из них Сарычев встречал потом в министерских кабинетах и даже словом не напомнил им о шальной карточной кутерьме, что когда-то произошла в ссылке.

Не исключено, что и народный комиссар долгими северными вечерами вдумчиво оттачивал карточное мастерство.

Дзержинский выдвинул ящик стола и вытащил из него заметно потрепанную колоду карт:

— Вы уж извините, что не новая… Но крапа на ней нет, за это я ручаюсь.

— Во что будем играть? — несмело спросил Сарычев, приняв колоду.

— Давай в очко! — предложил Дзержинский, переходя на «ты».

Чай был забыт — Сарычев, перемешав колоду, быстро раздал карты. Неожиданно в кабинет заглянул ординарец Дзержинского — веселый конопатый парень. Он удивленно захлопал глазами и в недоумении скрылся за дверью. Ситуация выглядела почти анекдотической — в Питер Дзержинский всего приехал на один день, чтобы встретиться с местными чекистами и ознакомиться с деятельностью Чека. Но вместо серьезного разговора о заговорах мировой буржуазии и гидрах контрреволюции два партийца увлеченно резались в карты, будто бы урки на малине.

— Мне одну, — произнес Дзержинский, внимательно наблюдая за руками Сарычева. И, получив карту, произнес, едва сдерживая досаду: — Перебор.

— А у меня очко, Феликс Эдмундович! — положил Игнат Сарычев на стол карты.

— Давай еще раз, — попросил Дзержинский.

И вновь у Сарычева оказалось очко.

— Это у тебя случайно или как? — сдержанно поинтересовался председатель ВЧК.

— Это вам кажется, что карты некрапленые, а мне достаточно лишь раз взглянуть на их рубашку, чтобы запомнить малейшие шероховатости и черточки. А потом, я всегда держу в рукаве запасного туза, — широко улыбнулся Игнат Сарычев и с изяществом фокусника вытащил крестового туза. — Если этого бывает мало, то у меня на крайний случай имеется еще и десятка. — Он потер пальцами и извлек из ладони пиковую десятку. — А если и этого бывает недостаточно, то я беру у соперника, — и, наклонившись к Дзержинскому, он вытащил у него из-за ворота френча червовую даму.

— Ловко, — одобрительно заметил Дзержинский. — Я вижу, что вы сюда ко мне подготовленными пришли, рассовали во все карманы карты, как будто бы знали, что я вам играть предложу. А может, я вас из-за карточного стола выдернул? — хитро посмотрел он на Сарычева. — Ладно, ладно, не тушуйтесь, шучу! А только я и не подозревал, что у моих сотрудников имеются такие уголовные таланты. В цирке случайно не пробовали выступать?

— А я и выступал, Феликс Эдмундович, — серьезно отреагировал Игнат Сарычев, — правда, недолго, но навык и я не растерял.