Кирьян ничего не сказал, лишь улыбка, надломившись, сделалась кривой.

— Кирьян, что ты там за шухер устроил? — спросил молодой жиган Валет. — Мы едва через заставу проскочили.

— Не только на заставах, — живо вмешался Лапоть, — в городе легавых больше, чем людей. Я хотел на одну верную хату завалиться в Марьиной Роще, а оттуда один знакомый уркаган вот с такими глазищами выбегает. В чем дело, спрашиваю? А он мне говорит, что легавые блатхату окружили. Предлагают блатным сдаваться, так те в ответ пальбу затеяли. Так их всех там и положили.

— Сколько же там блатных было? — посочувствовал Кирьян.

— Да человек пятнадцать.

— А друган-то твой как улизнул? — подозрительно спросил Курахин.

Лапоть лишь отмахнулся:

— Да с ним все просто. Не косись! Баба у него на нижнем этаже проживала. Он сначала к ней завернул, а когда палить начали, то уже и не высовывался.

— Я сейчас и сам едва живой ушел, — признался Кирьян, посмотрев на Дарью, устроившуюся рядом на таком же плетеном стуле. — За Крестовской заставой легавые стоят. Насилу отбился, кажись, троих положил…

— Четверых, — поправила Дарья. — Ты одного не заметил, Кирюша, а он на дорогу упал.

Еще одна нарушенная заповедь. Если уж баба пришла на сходняк, то, будь добра, не встревай в разговор между жиганами!

Блатные хмуро переглянулись между собой, подумав об одном и том же, и с подчеркнутой холодностью посмотрели на барышню.

— Темно там было, не разобрать, — ответил Кирьян, сделав вид, что не заметил недовольства жиганов, и, широко улыбнувшись, продолжил: — Я их не считал. Ладно, хватит пустого базара, — широкая ладонь пахана опустилась на стол. — Я за деньгами приехал. Так что там в этот раз наскребли? — Взгляд Кирьяна остановился на Лапте. — Наколка-то верной оказалась?

Радость с лица Лаптя сошла не сразу. Правый уголок рта опустился, улыбка переродилась в едкую усмешку.

— Наколка-то верная, — согласился Лапоть, — хата хорошая, богатая! Добра там на пару миллионов взяли. А только мы с блатными покумекали меж собой малость. — Жиган на секунду умолк и со значением посмотрел на сидящих рядом приятелей. — Много ты берешь, пахан! — вроде бы и сказано было не зло, но укор прозвучал весомо.

Слова Лаптя развеселили Кирьяна, он коротко рассмеялся, а потом потребовал:

— Продолжай!

— Мы вот тут думаем… Наколку давать много ума не надобно. Вон сколько на улице шкетов драных бегает, они за гривенник любой расклад дадут! Все богатые хаты у них на счету. А вот чтобы к ней подобраться да места отыскать, куда хозяева капусту с брюликами припрятали, здесь особое чутье нужно. Ты максы не криви, Кирьян, — проговорил Лапоть, — не от себя речь толкаю, от всего мира…

— Интересно… Продолжай.

— Говорю же, покумекали мы прежде. Той доли, что ты требуешь, дать не можем. Одно дело, если бы ты вместе с нами фомкой ковырялся… тогда иной расклад! А ты все с марой своей вошкаешься, — кивнул он на притихшую Дарью, — и от дел совсем отошел.

Курахин вновь улыбнулся.

— А денег-то хоть много взяли? — беспечно поинтересовался он.

Лапоть явно медлил — а следует ли прогибаться? И нехотя вытащил из-под стола брезентовый мешок.

— Глянь!

На белую скатерть, шурша, просыпались золотые цепочки, браслеты, украшенные изумрудами, кулоны, серьги, кольца с бриллиантами.

— Много, — сдержанно согласился Кирьян. — Знаешь, Лапоть, есть в твоих словах правда. Все мы, жиганы, по правде должны жить, за то нас и называют идейными. Вы зубы рвете, а я на ваших харчах поживаю, — в голосе Кирьяна прозвучало раскаяние. — Лишь долю свою требую.

Лапоть, приободрившись, продолжал:

— Мы ведь тоже хотим форс держать, иметь полные карманы и барышень по кабакам водить. Не все же тебе одному, — задорно проговорил Лапоть, подмигнув смутившейся Дарье. — Вот в прошлый раз мы железнодорожные кассы взяли, а ты половину башлей себе забрал. Думаешь, нам не обидно было?

Курахин продолжал добродушно улыбаться, похоже, что эта сцена его забавляла. На лицах присутствующих жиганов появились недобрые ухмылки. Лишь Евстигней с вытаращенными от ужаса глазами наблюдал за происходящим. Дверь была рядом, он не раз порывался покинуть комнату, но очень боялся, что петли скрипнут и внимание жиганов переключится на него.

Кирьян беспомощно поднял руки.

— Опять твоя правда, Лапоть. Режешь правду-матку, как большевик! Тебе бы с большой трибуны выступать, народ к мировой революции звать, а ты среди жиганов отираешься. И не обидно ли? — добродушно спросил Кирьян. — Может быть, карьерой своей займешься? Глядишь, и корешам своим поможешь по старой дружбе.

— Юродствуешь, Кирьян, — горько заметил Лапоть, — а у нас ведь с тобой серьезный базар выходит.

— Вижу, вижу… Так какую же вы мне долю определили? — спросил Кирьян.