С минуту Макей преодолевал душивший его гнев, а справившись, побежал вдогонку за удаляющейся стервой.

Говорить не хотелось, да, собственно, и не о чем было. Вышли к Дмитровскому переулку, метрах в пятидесяти дальше по Большой Дмитровке находилась гостиница «Сан-Ремо», где на третьем этаже проживала подруга Дарьи.

— Я провожу тебя до дверей, — предложил Макей.

Дарья лишь фыркнула рассерженной кошкой:

— Не надрывался бы!

Да-а… Дарья стала совершенно другой, а потому не стоит стоять перед ней на задних лапах. Не следует отталкивать ее и равнодушием, женщины, подобные ей, не прощают подобного отношения.

— Тогда я обожду тебя внизу, — Макей распахнул перед девушкой дверь.

Дарья даже не удостоила его взглядом и уверенно, постукивая каблучками по мраморным ступеням, заторопилась наверх. Макей невольно посмотрел ей вслед. Жаль, что длинное платье скрывает красивые ноги, посмотреть есть на что.

А черт с ней!..

Он достал портсигар, вытянул из него папиросу и щелкнул зажигалкой. Весело брызнул вверх язык пламени, охотно лизнув папиросную бумагу. Затяжка получилась глубокой. Дым проник глубоко внутрь, наполняя грудь теплом.

Где-то на верхних этажах раздался испуганный женский вскрик, и кто-то сдавленно запросил помощи.

Это была Дарья!

Преодолевая сразу по несколько ступенек, жиган ринулся наверх. На лестничной площадке, опершись локтями о каменные перила, молчаливо созерцал мозаичный пол плотный мужчина в темном костюме. Наверняка один из тех, что явились в гостиницу для плотского удовольствия. Его следовало обойти, но это значит — потерять несколько секунд драгоценного времени. Макей запоздало вспомнил, что забыл вытащить наган, и теперь он напоминал о себе ритмичными ударами в бок.

Макей сунул руку в карман, чтобы извлечь его, но человек, стоящий у перил лестницы, неожиданно распрямился. Жигану потребовалась всего лишь сотая доля секунды, чтобы рассмотреть его лицо. Особенно выделялся его высокий лоб и близко посаженные глаза, колюче взглянувшие на Макея. Так может смотреть только профессиональный убийца, шлифующий свое мастерство на каждой новой жертве. В руке мужчины сверкнул кастет. У Макея создалось полное ощущение того, что лестница, изловчившись, лихо подпрыгнула и ударила его по лбу.

Макей не без труда разлепил глаза. В голове стоял невыносимый звон, она горела так, словно находилась в доменной печи. Перед глазами плыл красный туман. «Кровь», — сообразил Макей. Ад должен быть именно таким — невыносимым и болезненным. Правда, не хватает котла с кипящей смолой да парочки чумазых чертей. Но это все детали… А может, они где-то вблизи?

Откуда-то сверху раздалось довольное кряканье — а вот и бесы! Но в ту же секунду прозвучал вполне человеческий голос:

— А ты говорил, убил. — В тихом голосе звучала нешуточная обида. Похоже, что и у чертей встречаются человеческие качества. Красная пелена понемногу размылась, и Макей увидел говорившего. — Я такую штуку не однажды проделывал. Чего зазря человека-то губить. Глядишь, еще детишек нарожает, жизни порадуется. На лбу-то кость потолще, вот сюда и надо бить. А ежели малость ниже ударил да в переносицу угодил, тогда кранты! — объяснял тот самый мужчина, который встретился Макею на лестнице. — Проверено. Кость-то, она ломается, обломки в мозг идут. А лоб то, что надо, все выдюжит, — с видом знатока заключил громила.

Макей повернул голову. Рядом с громилой, нахохлившись, сидел Петя Кроха.

— А не помрет? — серьезно засомневался уркаган.

— Поживет еще, — убеждал его громила. — Молодой еще, кость не трухлявая.

— Взгляд-то осмысленный стал! — искренне порадовался Петя Кроха. — Соображает.

Макей осмотрелся. Меблированные комнаты, приходилось в таких бывать. Помнится, две недели назад гулял в таких с двумя подельниками, взяв крупную кассу. На следующий день голова от выпитого болела не меньше, чем сейчас.

Макей пошевелил руками, не связан. Но боль, вспыхнувшая в голове, мгновенно распространилась по всему телу. Нечего было и думать о сопротивлении: громила предупреждающе поиграл рукой, его пальцы были вдеты в массивный свинцовый кастет — двинет еще разок по лбу, пожалуй, копыта откинешь наверняка.

— Что надо? — слегка шевельнулся Макей. Голос его прозвучал негромко, но был тверд.

— Что же это мы как-то не по-людски живем? — жалостливым тоном заговорил Петя Кроха. — Вроде бы одним делом занимаемся. Друг дружке помогать должны. В нынешнее-то время без поддержки ой как трудно! — покачал головой старый уркаган. — Вот ты посмотри, Макей, на нэпманов, они все друг за дружку вот так держатся! — правая ладонь уркагана крепко сжалась в кулак. Пальцы у него были не по-стариковски крепкими, поросшими курчавым волосом. — А мы что? Вместо того чтобы вместе держаться, друг дружку режем. Вон сколько урок да жиганов в лагерях погибло, и не сосчитать! Сколько мы раз говорили жиганам, встретиться надо, обсудить. А они нас, уркачей, за черную кость держат, нос в сторону воротят. А обсудить есть что, — голос Пети Крохи сделался тише, но в нем послышались угрожающие нотки. — Ты сейчас поднимайся и топай к Кирьяну… Знаю, знаю, он в Москве, меня не проведешь. Скажешь ему, что урки встретиться с ним хотят, правилка его ждет. А его девочка… пусть не беспокоится, с ней ничего не случится, если он сам того не желает. — Кроха показал взглядом в соседнюю комнату и сказал: — Она сейчас там, на диване сидит и пряники тульские жует… с чаем. Ну, так ты идешь? Или тебе помочь подняться? — и вновь в его голосе прозвучала неприкрытая угроза.