— А потому что жить хотелось. Ты видел, как он нас разглядывал? Не знаю, что там его насторожило, но отпускать он нас не хотел. Да и легавые нас окружили, как охотничьи псы медведя!

— А если бы кто-нибудь из них знал Сарычева? Тогда что?

— Видишь, нам повезло, — безмятежно улыбнулся Кирьян. — На то я и Фартовый! Давай теперь к Дарье, заждалась меня краса ненаглядная.

Дальний свет фар высвечивал малейшие неровности на дороге, и автомобиль, мелко подпрыгивая, мчался в центральную часть города.

— Я вот что думаю, Кирьян, — осторожно подступился с разговором Егор Копыто. — А не зря ли мы подводы с добром отпустили? Нужно было сначала разделить и сваливать, а уж только потом своими делами заниматься.

— Вот что тебя мучает. Оставь! Куда они от Кирьяна Курахина денутся! За каждое кольцо спрошу! А потом — я так мечтал с этой сучкой рассчитаться, а ты мне говоришь про какое-то добро… Нет, не зря! — Глаза Кирьяна злобно блеснули. — Я у нее за все спрошу!

— Ну, если так, — неопределенно качнул головой Копыто. — А то знаешь ли, как тебя взяли, так разные разговоры пошли…

— Что за разговоры? — насторожился Курахин.

— Не обижайся, Кирьян, говорю так, как есть… Говорили, что ты уже не тот, что был раньше.

— И почему же?

— А сам подумай, как же это так получилось, что баба могла окрутить такого жигана, как Кирьян!

— Ах, вот оно что. Значит, баба такая умная.

Колеса автомобиля дребезжали по брусчатке, выколачивая мелкую дробь. Вот и Мещанский переулок, в конце которого дом, где проживает Дарья.

— Коля, глуши мотор!.. Побудь пока здесь, а мы с Егорушкой мою любаву навестим.

Кирьян бодро выбрался из салона. Огляделся. Давненько здесь не бывал. Типичная московская улочка, с многочисленными проходными дворами. Внутри неприятно ворохнулось, а ведь, провожая Дарью до калитки, он любил прогуливаться именно этой стороной, наиболее тенистой. И, облюбовав закоулок потемнее, не ведая греха, мял ее сдобное и аппетитное тело.

Подошел Егор Копыто.

— Нахлынуло? — посочувствовал он. — Брось!

— Пойдем, — решительно сказал Кирьян и, не оборачиваясь, зашагал к дому Дарьи.

Где-то в конце улицы, явно спросонья, закукарекал петух, а ему лениво, в басовитой тональности, отозвался в соседнем дворе пес — тявкнул два раза и, громыхая тяжелой цепью, скрылся в будке.

Вот и привычная калитка. Невысокий забор. Взгляд натолкнулся на треснувшую дощечку, которую он как-то случайно сломал. Внутри щемануло — на какие только глупости он не шел ради Дарьи! Взявшись за ручку, Кирьян не сразу открыл калитку.

— Постой, давай через забор, там нас никто не увидит, — вдруг сказал Кирьян. — А оттуда к двери.

В окне горел свет. В какой-то момент Курахина разобрала ревность. Значит, не забылось. Кирьяну некстати вспомнилось, с какой страстью Дарья билась под ним в любовной схватке, — пальцы до сих пор продолжали хранить тепло ее кожи, он помнил запах ее волос.

Пошло оно все к черту! Если не сопротивляться нахлынувшему чувству, то оно просто раздерет на части.

— Кирьян, что с тобой? — обеспокоенно спросил Егор Копыто.

— Ничего, — пожал Фартовый плечами.

— Мне показалось, что ты застонал.

— Накатило… Забудь!

— В окно посмотри, — показал Егор. — Не одна твоя барышня.

В ответ Фартовый лишь невесело хмыкнул:

— Не скучает… А ты чего думал? Такие бабы, как она, одинокими не бывают. Кирьяна под боком нет, так она тотчас себе хахаля завела.

— А может, там Сарычев? — с затаенной надеждой предположил Копыто.

Курахин внимательно посмотрел на подельника: вот что значит родственная душа — об одном думалось!

— Хотелось бы.

Поднялись на крыльцо. Огляделись. На улице стоял их автомобиль, — Колька явно скучал, откинувшись на спинку, он глядел в молчаливую темноту.

— Мыслитель, мать его!

За дверью глухо раздавались голоса. Кирьян осторожно потянул за ручку. Дверь не поддавалась.

— Может, плечиком надавить? — предложил Егор.

— Обожди. Без шума нужно. Хочу сюрприз девоньке устроить. Где-то тут я прутик видел подходящий, — посмотрел Кирьян по сторонам. — Ага, нашел!

Подняв с земли тонкую ветку, Кирьян просунул ее в щель между косяком и дверью и осторожно приподнял крючок. Откинувшись, он негромко стукнулся о косяк.

Фартовый приоткрыл дверь. Из горницы доносились приглушенные голоса. Раздался женский смех — беззаботный, задорный, разодрав нутро Кирьяну, будто заточенным железом. Ему пришлось совершить над собой немалое насилие, чтобы не поддаться нахлынувшей ярости. В кулаке хрустнул раздавленный коробок спичек, причинив боль. Вытащив из кармана руку, Кирьян осмотрел ладонь.