— Как скажешь, батюшка! — все еще не хотел поверить в великую удачу Колтовский.

— Время приспеет, я сам о том бояр извещу.

Анну Колтовскую боярышни одели в золотную накладную шубку, упрятали ее шею в жемчужное и бобровое ожерелье, голову прикрывал красный убрус. Оглядел государь невесту и уехал довольный.

При Анне остались мамки, которые строго смотрели за нарядом царской невесты и хлопотали вокруг красы так, как будто отдавали замуж единственную дщерь.

День свадьбы настал.

Они трепетно поправляли на платьях складочки, смахивали с мехового воротника едва видимые соринки, а когда за Анной Колтовской явился Малюта Скуратов, едва не расплакались:

— В печаль нас вгоняешь, Григорий Лукьянович, без красы оставляешь!

— Еще насмотритесь, бабы, при Анне во дворце жить будете. — И, протянув руку, помог сойти красавице с высокого крыльца.

Венчание царь наметил в церкви Вознесения, что в селе Коломенском. Это был любимый храм государя, выстроенный еще при покойном Василии Третьем в честь долгожданного наследника.

Зело красив был храм и мурован.

Крещатной формы, остроугольный, прямой, собор напоминал свечу с взметнувшимся в небо пламенем. Его фитиль не способен был колыхнуть яростный ветер, загасить дождевой наскок. А золотой крест величаво сиял в небе.

Частенько выезжал сюда государь на богомолье, именно в этом храме свершались самые истовые поклоны, именно у его алтаря были пролиты горькие слезы.

В этом соборе Иван Васильевич решил совершить свое четвертое венчание.

Храм стоял в стороне от прочих хоромин. Эдакая невеста в каменном платье; а островерхие кокошники напоминали не что иное, как веселые оборки. Видно, одиноко было красавице на окраине села, вот потому повелел Иван Васильевич выстроить вокруг собора Вознесения деревянные часовенки, которые сделались бы для нее верными подружками и были бы как боярышни при царице.

Березы окружили церковь Вознесения и зеленым пламенем кроны готовы были опалить белоснежные стены.

Иван Васильевич прибыл в Коломенское из Александровской слободы; облаченный в черную рясу, он больше напоминал скорбного монаха, чем счастливого жениха. Иван терпеливо ждал Анну. Здесь же тушевался молоденький священник; не мог он думать, что царский выбор падет именно на него. А поп — не то от страха, не то от счастья — без конца читал про себя молитвы.

Это было четвертое венчание государя, и освещать его — значило накликать на себя не только небесную кару, но и гнев церковного собора, за которым следовало неминуемое лишение сана. Однако отец Матвей больше страшился государевой опалы.

— Обвенчаю, государь, как же не обвенчать! — ошалел от страха молодой священник, глядя в черные глаза государя. Очи самодержца таили в себе столько печали, сколько не сыскать у старца, прожившего вечность. Не глаза, а весенний омут!

— Славно, блаженнейший, — слабым кивком отвечал государь на согласие попа. — Поначалу я думал, что тебя, как красную девицу, упрашивать придется. Вот еще что хочу сказать… о моем венчании никому ни слова!

Совсем перепугался поп.

— Как скажешь, государь Иван Васильевич.

— Считай, что исповедь мою принял.

К собору Анну Колтовскую сопровождала дюжина рынд во главе с Малютой Скуратовым. Ни торжества у паперти, ни народа, не было и щедрого пожертвования, только метнул Иван Васильевич невесте под ноги на счастье горсть серебра и осторожно, словно обращался с хрупкой вещью, взял невесту под руку.

— Войдем, Анна, в храм, — ласково попросил царь. — Вернешься уже государыней. Ты вот что, святой отец, скрепи наш брак без торжества и не шибко мудреными речами. Возложи венец на главу, и дело с концом!

— Все сделаю, государь, как надобно, — не смел спорить священник.

В соборе было светло: перед каждым образом тлели лампадки; у алтаря, выстроившись в ряд, колыхали тени витые свечи.

Оробевший священник взял со стола венец и, помедлив самую малость, возложил его на царя.

— Господи Иисусе, спаси меня и не казни раба своего за клятвоотступничество, — едва слышно прошептал молоденький священник.

Потом он осторожно взял меньший венец и водрузил его на красивую головку царской избранницы.

— Господи, боже наш, славой и честью венчай их! За руки возьмитесь, дети мои. — А когда Иван Васильевич отыскал прохладную ладонь Анны, священник накинул на сцепленные пальцы епитрахиль и завершил обряд: — Отныне вы — муж и жена, отведайте же вина из этого кубка. Пусть ваша жизнь сделается такой же сладкой, как этот кагор. И пусть только одна смерть способна будет разлучить вас. А теперь ступайте с миром.

Никто не удивился, когда Иван Васильевич привел в спальные покои Анну. Привязанности государя менялись так часто, что бояре даже не помнили лиц избранниц, и когда Анна Даниловна поднялась по Благовещенской лестнице, мало кто посмотрел в ее сторону и совсем немногие знали о том, что отвешивают поклон не полюбовнице государя, а его законной жене.