В коридоре было не намного прохладнее. Я слегка отдышалась и утерла слезящиеся глаза. В двери комнаты я увидела Келли, она сидела у ног прабабушки, положив голову ей на колени, ни одна слезинка не катилась по застывшему горестному лицу. Дым вырывался через дверь и окно.

– Келли, идем. Крыша занялась. – Мне пришлось орать, чтобы перекрыть рев огня.

Девушка не замечала меня.

– Послушай. Ты права, в ее смерти повинны мы, хотя мы этого и не желали. Но я хочу, чтобы ты знала: она смеялась перед смертью. Она была полна радости из-за того, что мы принесли ей. Не омрачай ее светлую кончину, отказываясь от собственной жизни.

– Уходи. Ты говорила о выборе. Дай мне возможность сделать свой. – Ее слова были тверды, словно гранит.

Я пошла к друзьям, ожидающим меня во дворе, залитом светом пожара. Зола опускалась на нас хлопьями дьявольского снега.

– Где девушка? – спросил Баглос.

– Она придет, – ответила я. – Она слишком боится смерти в огне, чтобы остаться, но слишком разгневана, чтобы идти с нами.

Мы быстро прошли по переулку и остановились у выхода на улицу. Пожар привлек народ. Лысый гигант пытался организовать живую цепочку для передачи ведер с водой и землей, одеял – всего, что не позволит огню перекинуться на соседние дома.

– Туда нельзя, – кричал он кому-то в толпе. Перед горящим домом стоял человек, он пытался вырваться из хватки двоих зевак.

– Пустите меня, черт вас побери! Там внутри женщина! – Этот голос заставил меня замедлить шаг. Грэми Роуэн.

– И даже не одна, если Келли и ее бабушке не удалось выбраться, – ревел лысый. – Еще миг – и точно никто не выживет. От тебя ничего не останется, если ты сунешься туда.

Я искала в толпе жрецов. Зидов нигде не было видно, но я узнала другое лицо, лицо, которое я никак не ожидала увидеть и которое запомнила навек. В горле застрял комок. Мацерон, шериф с рыбьими глазами, стоял, прислонясь к забору. Он смотрел на взбудораженную толпу так, словно пожар был представлением менестрелей, устроенным специально для него. Я, отвернувшись, отскочила назад и натолкнулась на Д'Нателя.

– Уходим. Быстро.

– Погоди. Мне придется нести его, – ответил Д'Натель хриплым шепотом. Он взвалил Тенни на плечи, и мы двинулись вперед.

Жители близлежащих домов вытаскивали на улицу сундуки, постели, детей. Телега, нагруженная бочонками с водой, прогрохотала по узкому переулку. Охвативший меня страх заставлял оглядываться каждые несколько шагов, но никто не обратил на нас внимания, пока мы двигались по запруженным народом улицам к городским воротам. Когда мы оказались за воротами и свернули в ряды грязных, дурно пахнущих конюшен и загонов, толпа рассосалась. Баглос расплатился с конюхом, принц передал мне поводья лошади Тенни, которого он посадил на собственного коня.

– Веди нас, – сказал он, вскочив в седло позади Тенни.

Куда податься? Тенни необходимо тепло и покой, и еще время, чтобы залечить рану. Я не рискнула бы вернуться в хижину углежога, вдруг нас выследили оттуда, но и оставаться в Юриване опасно. После несчастий, которые я навлекла на Ферранта, Селину и Келли, я уже не осмелилась бы искать очередного друга, даже если бы он у меня был. Эта мысль странно вдохновила меня. Я отправлюсь к другу, который уже пострадал из-за меня.

– Назад к Ферранту! – воскликнула я. – Они ни за что не станут искать нас там.

Ни Д'Натель, ни Баглос не стали задавать вопросов по поводу принятого мной решения, зато я сама постоянно спрашивала себя, права ли, когда Юриван остался позади и мы скакали по темной дороге. Но нам повезло – погони не было. В парке и саду было тихо. Когда мы подошли к конюшням Ферранта, вишневые деревья стояли в ночи неподвижные и угрюмые, словно надгробные камни. Д'Натель пронес бесчувственного Тенни по тому самому пути, которым мы бежали один долгий день назад. В доме было темно и пусто. Слуг Ферранта по-прежнему нигде не видно. Я старалась не думать о профессоре, окоченевшем в смертельном ужасе этажом выше.

Д'Натель уложил Тенни на белоснежную постель в комнате управляющего, находившейся как раз рядом с кухней. Я носила свечи, воду, бренди и чистые полотенца. Баглос возился с печью, обещая поставить воду греться, как только разгорится огонь.

Когда я вернулась в комнату, Д'Натель сидел на постели рядом с Тенни, внимательно осматривая его и убирая с его худого лица седеющие волосы. В пляшущем свете свечи переживания дня были видны на лице Д'Нателя так же явственно, как пятна засохшей крови на рубахе.

– У него жар. – Голос принца звучал негромко и хрипло.

– Давай снимем рубаху.

С помощью маленького ножичка Селины, оставшегося у меня в кармане и все еще испачканного кровью принца и целительницы, я разрезала рубаху. Рана на боку была рваная, глубокая, кожа вокруг покраснела и горела, очень похоже на ту рану, с которой явился ко мне Д'Натель. Когда я промыла рану бренди и водой, чтобы удалить остатки ткани, Тенни болезненно застонал. Очень плохо, если вспомнить, как болел крепкий молодой принц. Тенни, должно быть, уже за пятьдесят, и он никогда не отличался хорошим здоровьем. Я прикрыла рану чистым полотенцем и разорвала второе, чтобы наложить повязку.