Подтверждая сказанное, скопец отвязал ключ, который висел у него на поясе, и всунул его в замочную скважину. Замок сухо щелкнул. Дверь не открывалась.

— Несите огненное зелье! — распорядился Серебряный.

Стрельцы быстро принесли бочку с порохом, подкатили ее к самой двери и запалили шнур. Бечева тлела медленно, но каждый миг приближал огонь к бочке с зельем.

— Назад, стрельцы! Назад! — закричал Василий Серебряный. — Сейчас разорвется!

Воины залегли и с интересом стали поглядывать за тем, как в темноте огонь все ближе и ближе подкрадывался к пороху. И когда он достиг крупного, словно зерна мака, огненного зелья, тайницкий ход потряс взрыв. Сверху полетели бревна, комья земли, осыпая и притаившихся стрельцов, и князя Серебряного.

Когда пыль улеглась, стрельцы увидели, что вместо двери зияла большая дыра. Вход в ханскую казну был свободен.

Скопец посветил в пробоину факелом, ярко полыхающее пламя вырвало из кромешного мрака огромный сундук.

— Это одна из комнат, эмир, — шепотом сказал евнух. — В этих сундуках золото и драгоценные каменья.

Князь Василий Семенович Серебряный невольно замер.

Сундуки стояли один к одному. Их было много, больших да малых. Василий Семенович поначалу пробовал считать, но постоянно сбивался, глядя на обилие серебра и злата. Он подошел к сундуку, который стоял посередине комнаты, совсем неподъемный, видать на века деланный, и, напрягаясь двумя руками, отворил крышку. Тяжелый ларь был доверху набит изумрудами с гранатами.

— В жизни не сосчитать красоту такую! — сокрушали кудлатые головы стрельцы. — Да простит нам царь-батюшка, но, по всему видать, казна казанская побогаче московской будет.

— Всю казну переписать, — распорядился князь, — а потом сундуки скрепить печатью самодержца.

Василий Серебряный распахнул перед собой следующую дверь. Здесь тоже было богато — кувшины, наполненные доверху золотыми монетами, женские украшения, сундуки с шелком.

— Господи Иисусе! — крестились стрельцы. — Никак со всего света добра понабрано! Видано ли?! Такое богатство!

— Да! — запустил сотник в золото пятерню, и оно неохотно расступилось, впуская в себя воровские пальцы.

— Смотри не обожгись! — предостерег Василий Серебряный. — Золото казанское. Оно и норов имеет.

Комнатам с добром, казалось, не будет конца. Это был целый дворец с подземными галереями, залами, большими и совсем крохотными комнатенками, и всюду, куда только проникал свет, стояли сундуки, набитые золотом, серебром, драгоценными каменьями.

— Государь, поди, обрадуется. Шубу Василию Семеновичу со своего плеча пожалует, — завидовали стрельцы.

Тайницкий ход привел воинов к добротно сколоченной лестнице, которая круто забиралась вверх.

— Слышь, Василий Семенович, никак голоса там наверху. Речь казанская слышна. По всему видать, казаки царя Шах-Али сокровищницу стерегут.

— Эй, скопец! Басурман! Куда ведет лестница? — спросил князь.

— Эмир! Не надо нам туда! Казанцы жизни меня лишат! Стража там ханская.

— Бог тебя рассудит! — махнул рукой князь Василий. — А ну, стрельцы, пойдем за мной! — осветил он себе путь.

Тонко и с натягом скрипнули ступени. Тяжела поступь княжеская. Василий Семенович поднимался все выше. Вот и крышка железная над самым темечком. Князь напрягся и толкнул дверь. Не заперта! Только тяжеленная больно, не осилить, видать, одному.

— Ну-ка, сотник, подсоби!

Дверь открылась неохотно, и через образовавшуюся щель обильно брызнул дневной свет. Тайницкий ход привел в ханские покои. Глухо стукнулась о мраморный пол крышка. Первым на свет божий выбрался князь, следом за ним сотник.

Застыла стража. Откуда же в ханской казне гяуры?!

— Ну что, басурмане, ошарашены? — вытащил саблю сотник.

Приказ должен быть исполнен в точности: каждого, кто приблизится к ханской казне, ждет смерть! Да сбудется то, что предначертано Аллахом!

Схватка была короткой. Стражники дрались отчаянно, помнили — лучше смерть, чем позор. Умирали они спокойно, в забвении произносили единственное:

— Алла!

И когда вокруг сделалось тихо и по ханским покоям разошелся едкий пороховой дым, сотник засомневался:

— Как бы Шах-Али не осерчал. В казну без спроса залезли, казаков его побили.

— Ничего, — отмахнулся князь. — По государеву указу делаем!

В Казань пришла тихая ночь. В это время года, ранней осенью, небо особенно звездно. Улицы Казани были пустынны, только на главном минарете, близ ханской усыпальницы, звездочет составлял гороскоп для своего хозяина Шах-Али. Он внимательно всматривался в бездну ночного неба и хмурился все больше. Недолго же хану осталось править! На небе не было его звезды. Она затерялась среди множества похожих, а быть может, и совсем скатилась с небосвода. Его звезда пропала так же неожиданно, как и взошла. Сколько же раз это происходило в жизни Шах-Али!