Тегиня отрицательно покачал головой.

— Он не будет носить этого халата. Его люди даже не дадут эмиру притронуться к нему.

— Может, следует пригласить его к себе в гости и убить где-нибудь на охоте?

— Он может отказаться от встречи. Мир не наступает на следующий день после окончания войны. Я знаю, как нам нужно поступить. Эмир держит подле себя лекаря, который очень падок на золото. Гыяз доверяет ему. Я думаю, за деньги лекарь мог бы подсыпать своему господину ядовитое зелье в пищу.

Улу-Мухаммед молча кивнул. Хорошо иметь рядом с собой умного советника, тогда часть твоих личных забот становится и его собственными.

Проехав полверсты, хан наконец произнес:

— Я всецело доверяю тебе, брат. Сделай так, чтобы эмира не стало. Меня не интересует, как это будет исполнено, главное, чтобы он не помешал мне больше стать ханом Золотой Орды! — И, хлестнув коня, Улу-Мухаммед вырвался далеко вперед, оставив Тегиню в одиночестве.

Не всегда Аллах милосерден к своим рабам, видно, каждому из них он воздает за меру содеянного.

И года не прошло с тех пор, как Гыяз-Эддин стал ханом Орды, а тяжкий недуг успел иссушить его сильное тело. Гыяз превращался в ветхого старика, кожа на его лице обвисла и потемнела, напоминая иссушенную в зной землю — была такой же безжизненной и серой. Уже не привлекал его гарем, и все чаще Гыяз проводил ночи в одиночестве. Во дворце перестал звучать его громкий смех, а по длинным коридорам ступала, наводя суеверный ужас на окружающих, тень некогда могущественного эмира. То, что для мурз уже давно стало очевидным, Гыязом не признавалось, и он с упорством одержимого пытался переломить недуг. Гыяз-Эддин по-прежнему призывал к себе любимого лекаря, следовал его советам и пил зловонный и мутный настой. Иногда ему и вправду становилось легче, и однажды ночью он пожелал, чтобы евнухи привели к нему в спальню любимую жену. Эмир продержал женщину до самого рассвета, но через день дряблое лицо покрылось гнойной коростой, и Гыяз слег совсем.

Мурзы, считавшие своего господина едва ли не наместником Аллаха на земле, не отходили от его ложа ни на миг. Эмир не оставил после себя наследников, и каждый из приближенных понимал, что со смертью господина решается и его собственная судьба. Гыяз имел немало врагов, однако могущество его было подобно прочной крепости, и вот сейчас это сооружение грозило рухнуть и похоронить под обломками своих творцов. Мурзам уже никогда не найти такого сильного покровителя, слишком высоко поднялся Гыяз-Эддин и выделялся среди других правителей, как огромная гора среди низких холмов с чахлыми кустарниками.

Только бы Гыяз-Эддин выжил!

Эмир почти покидал бренную землю, только иногда просыпался, усилием воли стряхивал с себя сон и, благодарно улыбнувшись дежурившим у постели мурзам, опять впадал в забытье.

У престола Аллаха растет дерево, на листьях которого начертаны имена смертных. Жизнь каждого из них заканчивается в тот миг, когда лист с его именем пожухнет и, лишенный питательных соков, сорвется с ветки.

Гыяз умер тихо, совсем незаметно для окружавших его мурз. Аллах забрал его исстрадавшуюся душу, оставив высохшее тело людям. Впервые на утренней молитве мулла не упомянул имени эмира: он больше не числился в живых. А немного позже в Сарайчик въехал Кичи-Мухаммед. Походило, что в Сарайчик он приехал навсегда: следом за ним двигались повозки со скарбом; горделиво поглядывая по сторонам, ехала стража и, уже в хвосте колонны, в окружении молчаливых евнухов, тащились арбы с наложницами и женами Кичи.

Кичи-Мухаммед помолился в одиночестве у могилы своего дяди. И трудно было понять, что вымаливает будущий хан Большой Орды: счастливого правления, которое Аллах уготовил только избранным, или благодарил Всевышнего за удачу, что Гыяз-Эддин умер, не оставив после себя наследника.

Наконец Кичи-Мухаммед встал и строго посмотрел на мурз, которые еще вчера были подданными эмира Гыяза.

— Я хочу услышать от вас объяснение, почему умер мой дядя? Он был еще молод и полон жизни!

Вперед вышел астролог и начал убеждать нового господина:

— Все на этой древней земле делается по воле звезд и ничего не случается без ведома Аллаха!

Лицо Кичи-Мухаммеда оставалось бесстрастным. Сухая кожа обтягивала острые скулы.

— Значит, ты говоришь, что все на этой земле предопределено Аллахом?.. Ты прав, старик, это мудрое замечание. Вот что я тебе отвечу: и Аллах, и звезды желают того, чтобы ты вместе с остальными мурзами отправился вслед за своим господином. Ты будешь удостоен чести умереть первым и укажешь остальным путь на небо!

— Прости, повелитель, но я только передаю волю звезд! — упал на колени старик.

Кичи-Мухаммед задумался. Он едва прибыл на эту землю, а его уже зовут повелителем. Это добрый знак!

— Хорошо, можешь жить! Остальные пусть умрут на рассвете. Это воля Аллаха… и моя воля, — совсем неожиданно заключил он, поставив себя рядом с Всевышним. — На рассвете я приду проститься с вами.

Всем было ясно, что отбирать жизнь для молодого повелителя так же просто, как и дарить ее.

— Я не вижу лекаря, который лечил моего дядю. Где он? Пусть его немедленно разыщут и приведут сюда!