Грохнул пистолетный выстрел.

Кэтлин на платье спланировало серое перышко. Она подпрыгнула как ужаленная и смахнула его в сторону.

В конце концов Арвен и Цукерман уяснили для себя нечто, что было полной противоположностью впечатлению, которое произвел на них кровавый эксперимент. Вернувшись на скотобойню, Цукерман проводил долгие часы в специальном помещении (которое ему как ученому-зоологу любезно уступил мистер Хоскин), изучая по большей части живых и здоровых животных, нежели мертвых или раненых.

Арвен тем временем ходил от сарайчика к сарайчику, отмечая, насколько пострадала от взрыва стена, выполненная из того или иного материала, — именно тут и были нужны листы учета, которые вела Кэтлин. Профессор зачитывал цифры, а девушка вносила их в соответствующие графы и клетки.

Когда они вернулись в кабинет ее дяди, Арвен показал Кэтлин, как переносить цифры в другие графы, меняя тем самым их значение. Она внимательно выслушала объяснения и постаралась сделать то, чему он ее пытался научить.

Профессор в упор посмотрел на девушку.

Кэтлин перехватила его взгляд.

— В чем дело? Я что-то сделала не так?

Вместо ответа Арвен только рассмеялся и покачал головой. Затем придвинул ее стул поближе к себе и принялся объяснять, как можно из чисел делать новые числа, чтобы они расцветали подобно цветам.

После этого профессор пригласил Кэтлин поехать вместе с ним на поезде в Дарлингтон — чтобы, как он выразился, «отпраздновать такое дело».

— Мама будет волноваться, — запротестовала девушка.

Она продолжала стоять на своем, поэтому, когда они добрались до гостиницы, Арвен позвонил ее дяде, чтобы тот успокоил мать Кэтлин и убедил ее, что с дочерью все в порядке.

Девушка понимала, что неприятностей дома не избежать, но, проработав несколько месяцев вместе с Арвеном и Цукерманом над столь важным военным проектом, ощущала такую радость, что не сомневалась: она еще не раз воспользуется этим предлогом — мол, они загнаны в рамки безумно сжатых сроков, тем более что на следующий день оба исследователя уезжали. Цукерман в Оксфорд, Арвен — в Лондон.

До этого Кэтлин еще ни разу не доводилось ужинать в ресторане. Они оказались единственными посетителями в старомодном зальчике, украшенном картинами со сценами охоты и строгими портретами всяких знаменитостей из числа тори.

— Как-нибудь переживем, — заверил ее Арвен. Он пребывал в состоянии странного возбуждения. Глаза его блестели. — Воздушные налеты. Цифры, которые не давали нам спать по ночам. Правительство исходит в своих расчетах из того, что каждая крупица вражеской взрывчатки, сброшенная на наши головы, найдет свою цель. А это не так. Взрывная волна распространяется по совершенно определенным правилам. — Профессор набросал на салфетке какую-то схему и показал ее Кэтлин. — И не важно, как много бомб эти варвары сбросят на нас. Лишь малая их часть нанесет сколько-нибудь существенный ущерб.

На мгновение Арвен задумался.

— Куда большую угрозу представляют пожары. Но лучше уж, как говорится, знакомый черт. С ними мы по крайней мере знаем, как бороться.

Пока они ели, он рассказывал, как надо вести себя, чтобы остаться в живых во время воздушного налета.

— Перед тем как выйти из дома, завернись в старое одеяло. Оно смягчит удар взрывной волны и защитит от удара легкие. Если бомбы продолжают падать, ложись в канаву лицом вниз. Канавы — отличное бомбоубежище. Осколки перелетят выше, не причинив вреда. И еще повесь на шею предупреждение, да покрупнее, чтобы сразу бросалось в глаза.

— Это еще зачем? — удивилась Кэтлин.

— На тот случай, если тебя ранит. Взрывная волна сжимает легкие. Представь себе — но только не подумай, что я об этом мечтаю! — какой-нибудь верзила-спасатель найдет тебя и решит прямо на месте сделать искусственное дыхание…

Кэтлин покраснела.

— А что? Разве не так? — усмехнулся профессор. — И вот тогда ему в глаза бросится предостережение «Слабые легкие. Катись подальше». Ну или что-то в этом роде.

Девушка от удивления даже разинула рот.

— Это правда? Надо вешать на шею такие предостережения? Вы всем рекомендуете так сделать?

Арвен рассмеялся.

— Что-то мне еще не попадались люди, которые разгуливают по улицам, завернувшись в старое одеяло. Может, ты видела?

Кэтлин сдержанно улыбнулась. Впрочем, как жаль, что окружающие обычно не прислушиваются к дельным советам. Привычка и глупые условности оказываются даже сильнее, чем стремление выжить.

Профессор пожал плечами.

— Самое главное — помни про канаву. Это вещь надежная. К тому же не придется беспокоиться по поводу того, как ты смотришься со стороны, — произнес он и отхлебнул пива. — Правда, я не думаю, что немцам взбредет в голову бомбить это захолустье.