Возникает пауза, которую первой нарушает Рейчел.

— Если там нельзя хоронить людей, то это не место, — говорит она и поспешно добавляет: — Еврейке не надо объяснять, что это такое.

По мощенной булыжником дорожке Энтони возвращается к автомобилю, залезает внутрь и захлопывает дверцу. С ее стороны это очередной вызов, брошенный ему. За такие вызовы он ее и любит. Рейчел садится на сиденье рядом с мужем.

— Все нормально? — спрашиваем — Энтони.

— Что?

— Что ты сказала?

— А в чем дело? — произносит она с невинным выражением лица.

— Да ни в чем, — отвечает он, делая вид, будто ничуть не обиделся.

В фантастической стране Энтони, в царстве света и математики, нет никаких конфликтов, потому что там всего в избытке: солнечного света, свободного пространства, крыши над головой. Но прежде всего — пространства. В мире Вердена его столько, что хватит любому, чтобы уединиться, если захочется. А в его стране подобного хочется всем.

Это что-то вроде трехмерного мультфильма, над которым трудится целая армия чертежников. Ее обитатели передвигаются по бесчисленным гротам и заливам — не спеша, как близорукий человек, потерявший очки. В воображении Энтони есть отдельная математическая формула и для людей.

Уединившись по возвращении домой в кабинете, Энтони размышляет и пишет, заполняя школьные тетрадки в красных обложках бесчисленными диаграммами, рисунками, формулами и комментариями. Он использует каждый квадратный сантиметр бумаги — эту привычку в него вбили еще в школе — и спустя четыре-пять дней тянется за новой тетрадкой. Каждая из них связана со своей предшественницей ходом рассуждений, и порой предложение, начатое в одной, переходит в другую, украшая собой первую страницу.

Перебравшись в Лондон, Верден доводит свою методу до ритуала: всегда один и тот же тип тетрадей и сорт карандашей. То же самое кресло, под ножки которого подложены картонные обложки «Эврики» для придания устойчивости на неровном полу. В открытое окно доносится знакомый уличный шум. Прежде чем войти к мужу, Рейчел всегда стучит. Таково установленное им правило.

Когда Энтони сообщил ей о том, чем занимается, Рейчел показалось: его труд способен преобразить мир, это тот инструмент, при помощи которого будет создано новое общество, более открытое, в котором все люди равны. Она рассказала о работе мужа товарищам по общему делу. Ярко и образно описала дивный новый мир телетайпов, телевизионных передатчиков и автоматических узлов связи, модель социума, члены которого общаются при помощи радиоволн. Однако позиция Сталина, его откровенный антисемитизм ввергли левый фланг сионистского движения в хаос.

У партии слишком много своих забот, чтобы выслушивать бредни еще одного пророка. Товарищам не высидеть до конца описания лучезарного будущего.

Рейчел смотрится в зеркало, видит в отражении собственную мать и думает о том, куда подевался ее былой пыл. Она вспоминает об Энтони, о том вечере, когда они познакомились… как у него из носа текла кровь и как ее улыбка поглотила окружающий мир.

Кстати, куда он мог уйти — мужчина, в которого она когда-то влюбилась?

Ясное утро вторника

Лето 1943 года

— Спасибо тебе, Джонни.

Джон Арвен не слушает.

— Садись в машину, — говорит он.

— Ты действительно так много для меня сделал…

Профессора это не интересует.

— Ты садишься или нет?

— Мне и в самом деле очень жаль, что тебе из-за меня пришлось…

Джон настолько зол, что готов материться и богохульствовать, и если чертов Энтони Верден не закроет рот…

— Энтони, так тебя разэдак, садись скорее ко мне в гребаную машину!

Энтони Верден садится.

На часах лишь полдевятого утра, но ощущение такое, будто уже два часа дня. Джон Арвен измотан до предела. У Энтони не нашлось ни терпения, ни благоразумия дождаться того времени, когда считается удобным беспокоить людей по телефону.

Нет, он, не раздумывая, набрал номер Джона и бесцеремонно разбудил его в половине четвертого утра. С тех пор Арвен так и не сомкнул глаз ни на минуту. Он пытался взбодриться мерзким напитком со вкусом жженой пробки, который нынче бесстыдно выдают за кофе, одновременно пытаясь придумать достойные аргументы для дежурного офицера полиции, чтобы тот снял обвинения с его старого друга. Но как ни ломал голову профессор, его единственным козырем было удостоверение сотрудника военного ведомства. Но и это игра с огнем. Если деятельность Энтони в Управлении почт и телеграфа столь важна для Министерства обороны страны, то его работники наверняка имеют право знать, что их коллегу поймали разгуливающим по Мейфэру без штанов.

После четырех продолжительных звонков в полицейский участок Джон лично приехал туда, причем в лучшем своем костюме, надеясь, что ему удастся склонить блюстителей порядка к пониманию. Если Энтони появится на работе в понедельник утром и получит приглашение на ковер к начальству — что же, это его личное дело.

Энтони ведет Джона вдоль южного края Риджентс-парка, затем по нескольким безликим, неприветливым улицам. Вскоре они оказываются на перекрестке, причем одна дорога перегорожена козлами для пилки дров.