Джинкс отталкивает руки проститутки, и тогда они опускаются к его паху. В это время он расправляет плечи, прижимаясь ими к сумке, висящей за спиной — интересно, что там за херня такая? — и ощупывает тело женщины под складками капуланы. Полоска пота под маленькими грудками, линия волос под крепким животиком переходит в густой куст растительности на лобке, стрелой сходящейся к клитору, где ощущается жесткая щетина. Ник размышляет, не предложить ли ей подбрить заросли новеньким лезвием «жиллетт» — если попросить вежливо и с улыбкой, то она вряд ли откажется. Эта стрела, которую даже самые заскорузлые пальцы могут читать как шрифт Брайля… загрубелые, мозолистые подушечки пальцев рыбаков и докеров. Отыскав кончик стрелы, Ник Джинкс безжалостно нажимает на него до тех пор, пока женщина не начинает пищать от боли, он же по-пиратски хохочет и разбухает в ее руках.

А тем временем в Англии какой-нибудь молодой амбициозный детектив открывает папку с делом Ника Джинкса: разыскивается за убийство, разыскивается за насильственное похищение ребенка. Ни одно из этих обвинений пока не доказано. О подозреваемом практически нет никаких сведений — даже фотография отсутствует, — и кроме того, обстоятельства обоих преступлений настолько запутаны, что трудно представить себе, как к такому обвинению отнесется скептически настроенный судья.

В свою очередь Ник внимательно следит за британской прессой, он озабочен судьбой ребенка в той же степени, что и собственной. В свое время в газетах много писали о похищении маленькой девочки. Но в этой истории столько же темного, сколько ужасающего. Что за ребенок? Да и был ли ребенок? И какое отношение эта история имеет к его жизни? Гротескные подробности беспокоят Джинкса в той же степени, как и возможный риск быть ложно обвиненным.

Прошло восемь лет с того дня, как Ник полюбил открытое море. В нем уже почти не осталось того, что напоминало бы о юном крысолове далеких дней его юности. За годы, проведенные в океане, Джинкс огрубел и вместе с тем стал счастливее. Он кое-что узнал об окружающем мире и теперь гораздо меньше боится самого себя. Ник знает, как выглядят хладнокровные убийцы, он повидал их в Сингапуре и на борту контейнеровоза, шедшего рейсом из Японии в Сан-Франциско. Он понимает, что не относится к их числу. Осознав это, Ник постепенно стал забывать о том жутком происшествии. Сейчас он называет себя Ником Джиггинсом — и вместе с новым именем обрел-таки оптимистический взгляд на жизнь.

То, что родной отец боялся его, — что ж, это личное дело Дика Джинкса. Незачем даже вспоминать об этом. Хотя Ник старается оставаться верным памяти отца, он понимает всю ограниченность его жизненной философии. «Гроша ломаного не стоит» — так говорил Дик о матросской жизни. Одному Богу известно, насколько сурово подобное существование, но зачем говорить, что оно не стоит ломаного гроша? Если бы не тот роковой случай, Ник никогда бы не покинул родной дом. Тогда откуда бы он узнал все то, что знает сейчас? Иногда Джинкс-младший мысленно видит себя в отцовской комнате с дробовиком на коленях, вспоминает, как испуганно вслушивался в крысиный писк, доносящийся со двора. В такие моменты в нем тотчас просыпается желание поскорее отправиться в море.

Только крысиный писк и вид этих отвратительных серых созданий, то, как они шлепают лапами по вонючей воде в трюме, как шныряют между цепей и канатов… только это способно бросить зловещую тень на счастливое настоящее Ника Джинкса. Он старается, насколько это возможно, держаться от крыс подальше. Ночлежки, дешевые бордели, торопливый оральный секс в темных переулках не для него. В результате Ник приобрел репутацию человека, который с известным шиком проводит нечастые увольнения на берег. Взять, к примеру, эту женщину: вот кто умеет доставить удовольствие мужчине, причем по высшему разряду.

Ее руки скользят по усталой спине Ника, скользкие и теплые от кокосового масла, которое она втирает ему в кожу. Он поворачивает голову и видит, что старая армейская сумка лежит у подножия кровати. Сумка, которую Джинкс обязан доставить по указанному адресу… точнее не ее, а сверток в коричневой упаковочной бумаге. Ну что с ней может случиться?

Увы, на одно выходное пособие такую роскошь себе не позволишь. Барские запросы Ника вынуждают его подрабатывать кем-то вроде курьера. До сих пор эти подработки носили случайный характер, однако его изобретательность и умение держать язык за зубами не остались незамеченными. Годы, проведенные в отцовском доме — когда он, дабы не попадаться старику на глаза, всячески скрывал свое присутствие, стараясь свести к минимуму его страх, — стали для Ника хорошей школой в этом отношении.

Последнее поручение — можно сказать, высший взлет его карьеры. После этого он намеревается на какое-то время отойти от дел и лечь на дно. Честно говоря, новое задание почему-то сильно нервирует Ника.

Начать с того, что заказчики, к которым он пришел на встречу, отказались выйти из своего подвала. Затем, когда Ник согласился спуститься к ним, то оказался свидетелем странного музыкального номера. А как иначе назвать то, что предстало его взгляду? Он никогда не видел чернокожих — кроме как в представлениях «Блэк энд уайт минстрел шоу», — не говоря уже о типах, которые специально красятся под негров. Под грубым слоем грима было невозможно даже определить, черные они или белые, эти люди. Лекарственный дух местного средства от солнечных ожогов — эта мерзкая замазка засыхает на коже белой коркой — смешивался с тошнотворным запахом черного гуталина. Именно такая гремучая смесь ударила ему в нос, когда он забросил за спину холщовую полевую сумку.

— Первое: если вы заглянете в сумку, мы об этом узнаем. Второе: если вы в общественном месте снимете сумку, мы об этом узнаем. Третье: если вы будете обсуждать наше поручение с третьими лицами, мы об этом узнаем. Четвертое: если вы не сможете доставить полученный вами сверток по нужному адресу, мы об этом узнаем.

Столь суровые меры предосторожности заставили молодого моряка улыбнуться. Вернее, это была гримаса страха, предназначенная вместо ответа ухмыляющимся лицам, намазанным белой кашей. Позднее он все-таки записал на бумажку адрес, который должен был выучить наизусть. («Пятое: если вы напишете на бумаге адрес или сообщите его кому-либо, мы об этом узнаем».) Да, написал на свертке большими корявыми буквами — исключительно ради того, чтобы не забыть и ничего не перепутать.