Боль в щеке нарушила это благостное настроение: щека распухла, кровь начала пульсировать, и это отдавалось в каждом зубе, будь они прокляты.

Я обошел отель сзади, поднялся по темному берегу реки к площади у моста. В наличии было только одно такси — потрепанный «Мерседес-220» с забитыми тряпьем боковыми воздухозаборниками, которое хоть как-то удерживало быстро уходящее тепло мотора.

Пряча левую щеку от света фар, я спросил шофера:

— Буксировочного троса не найдется?

Трос у него был.

— У меня не заводится машина, здесь недалеко. — Я махнул рукой в южном направлении. — Сможете подбросить меня к ней и отбуксировать сюда?

Он согласился.

Когда я влез внутрь, полицейская машина подкатила к мосту и расположилась так, чтобы заблокировать дорогу с севера, лучи фар были направлены в северную сторону вдоль моста. Мы отъехали на полмили от города в сторону аэропорта, когда я приказал остановиться. Затем показал шоферу револьвер и предложил прогуляться до дома пешком.

Тот попытался возразить, но я убедил его, что мы с револьвером обладаем большинством голосов, и он поплелся в город.

Проехав еще пару сотен ярдов, я остановился, набросил буксировочный трос на телефонные провода и дернул. Потребовались значительно большие усилия, чем я предполагал, но в конце концов мне удалось их оборвать. Теперь, если сообщение еще не прошло, в аэропорту ничего не будут знать. И я погнал машину дальше.

Можно было затратить уйму времени на запутывание следов моего бегства, но в этом не было необходимости. Всем и так было ясно, что я направлюсь к «Биверу», иначе Лапландия оказалась бы листом липкой бумаги, а я — прилипшей к ней мухой. Запихав комок финских марок в перчаточный ящик, я оставил «мерседес» прямо у аэропорта.

По пути к «Биверу» никто не пытался меня остановить.

Я летел в юго-западном направлении, по основной трассе в Швецию, с полными огнями, так, чтобы с диспетчерской вышки видели это ложное направление ясно и четко.

Спустя четверть часа я спустился на триста футов, выключил огни и на самых малых оборотах повернул на север.

Была тихая, почти безветренная ночь с редкими рваными перистыми облаками и молодой луной, блистающей на западе. Клочья тумана вставали над озерами и реками, но пока ничего серьезного не намечалось.

Я пересек арктическую трассу как раз южнее Инари и дальше следовал над озером, на этот раз набрав высоту, чтобы никто не услышал звука мотора. Затем повернул обратно, еще сбавил обороты и начал скользящее планирование к югу, в направлении огней Ивало, мерцающих в дымке милях в пятнадцати впереди. Я искал семидесяти футовый трейлер.

Это было не таким трудным делом, как может показаться. Такое громоздкое сооружение далеко от основной дороги не отгонишь. А между Ивало и Инари не было других дорог достаточной ширины. Такой фургон не спрятать под деревьями, как невозможно спрятать большой дом.

При слабом лунном свете он должен был выглядеть как собор Парижской Богоматери. И я его нашел. Примерно в сотне ярдов от дороги, на просеке, быть может, старой лесовозной трассе, за полосой деревьев, которая его скрывала от шоссе. Я пытался запомнить его местонахождение, затем направился к озеру.

Ближайшее пригодное для посадки место я отыскал в миле с лишним от трейлера, но даже там посадка оказалась нелегким делом. Это был узкий залив с натыканными там и сям островами. Зато острова помогали мне определить высоту, о которой трудно было судить по гладкой воде и при слабом освещении. Я выбрал два острова и ориентировал машину так, чтобы острова оказались на одной линии и в стороне от линии пробега, затем отдал штурвал вперед и плюхнулся, вздымая брызги.

Инерция движения кончилась раньше, чем самолет достиг берега, и так как мне не хотелось перезапускать мотор, пришлось вытаскивать резиновую лодку и последние тридцать ярдов буксировать самолет к берегу.

Куртка и брюки вымокли в озерной воде и были подобны холодному компрессу, в то время как белье и рубашка насквозь пропитались потом, и мне было жарко. И тут нахлынули сожаление и удивление, почему я и впрямь не отправился в Швецию. Но я был трезв, и дальнобойное орудие Вейкко торчало у меня за поясом.

Я был готов к беседе с человеком в крепости на колесах, построенной по специальному заказу.

Привязав, как сумел, «Бивер» под деревьями, я зашагал сквозь чащу и валуны к дороге. После одиннадцати вечера она была совершенно пустынна, ни единой машины в обе стороны.

Достигнув просеки, я шел по лесу в стороне от нее, с пистолетом в руке, в полном неведении, с чем мне предстоит встретиться, и буду ли я готов стрелять, если возникнет такая необходимость. Но в любом случае, оружие представляло мне какой-то шанс.