– Думаете, зачем мне столько камней, дорогой? Все очень просто. Один камень от сглаза, порчи и наговоров. Другой камень для притягивания денег, третий для поднятия сексуальной энергии, женской состоятельности и так далее… – Она прищурила большие глаза, которые единственные жили на этом морщинистом лице, и стала похожа на грецкий орех. – А кроме того, они удачно закрывают морщинистую шею от посторонних глаз.

Венсан поежился, он оставался при своем мнении: все эти штучки людям артистического плана нужны для того, чтобы выделяться, так как в их кругу яркая индивидуальность нужна, как нигде.

– Вы настолько суеверны? – спросил он ее.

– Конечно! А как же! Я на старости лет занялась изучением спиритизма и оккультизма. Молодой человек, вы еще многого не знаете!

– Я не настолько молод, уверяю вас.

– По сравнению со мной вы – мальчик! – махнула рукой Серафима, звякнув множеством странных, старинных браслетов из серебра. Она обратила свой взор на Галину. – Что же ты, дорогуша, скрывала от нас своего принца? Непростительная оплошность! Уже три года летаешь на крыльях любви, светишься счастьем и не представила своего кавалера старой подруге? Боишься, что отобью? – рассмеялась она.

– Вы, как всегда, шутите! Выглядите великолепно! Всегда рада видеть вас у себя в салоне! – защебетала Галя, и Венсану стало противно, что она так стелется и унижается перед этой холеной барыней с остатками былой красоты на лице.

– Вы артист? – снова обратилась к нему Серафима. – Нет, постойте, я угадаю! Вы – поэт! У вас лицо поэта!

– Серафима Яковлевна…

– Просто Сима, сколько можно говорить! Когда ты, Галя, называешь меня Серафимой Яковлевной, я ощущаю себя столетней старухой.

– Что вы Сераф… то есть Сима, я не хотела вас обидеть, я только хотела сказать, что Венсан – пластический хирург.

– О! – звякнула своими браслетами Серафима. – Я почти угадала! Хирург, тем более пластический, в душе должен быть поэтом.

– Нет, мадам, я скорее прагматик, – ответил Венсан.

– Вам еще не встретилась та женщина, которая разбудит в вас романтика! – погрозила она ему пальцем.

– Сима, ну что вы такое говорите, его муза перед вами, – поправила свои кукольные локоны Галя.

– Пластический хирург… Теперь понятно, молодой человек, почему вы с таким интересом разглядывали мое лицо. Думаете, возможно ли натянуть этот старый чулок? Нет, Венсан, я дорожу каждой своей морщинкой и никогда бы не легла под нож хирурга. Лицо натянуть можно, а куда денешь опыт и мудрость отсюда? – Серафима постучала по своей голове. – Я не хочу терять свою индивидуальность и стать моложавой, безликой куклой, и на твоем бы месте, Галочка, я не увлекалась пластическими изменениями своей внешности. Ты еще слишком молода. Пусть я сейчас не красива, зато по моему лицу можно судить о бурном прошлом, уж поверьте, мне есть что вспомнить, – закончила свою мысль Серафима и, взяв Венсана под руку, повела его в глубь галереи, обернувшись к Галине: – Я позаимствую у тебя кавалера на полчаса.

– Конечно, Сима!

Венсан шел мимо накрашенных дам в дорогой одежде, мужчин, в основном с бородками и усами, экспонатов выставки, и у него начало мелькать в глазах. Серафима говорила без умолку, успевая представлять его как спутника Галины и своего желанного гостя. Попутно она рассказывала ему о работах, представленных на выставке, то есть была своеобразным экскурсоводом. Чтобы Серафима сама представляла работы, выставленные у нее в салоне, надо было очень ей понравиться.

– Это произведение одного молодого талантливого художника, чудо-паренька, – показала она картины, выполненные в авангардном стиле и больше напоминающие пятна красок в сине-желтой гамме. Венсан скользнул взглядом по этим пятнам и подумал о том, что паренек действительно должен быть «чудом», чтобы выставляться в престижном салоне с такой мазней.

– Я в этом мало что понимаю, – тактично ответил он хозяйке салона.

– Я тоже, – наклонилась к нему Серафима и заговорщицки прошептала на ухо: – А вот эти керамические вазы ручной работы привезли с Востока от одного мастера-инвалида. Он не ходит, но руки у него золотые.

– Красивая ваза, – остановился Венсан перед большой, покрытой синей глазурью и мелким орнаментом вазой и провел по ней рукой.

– Эта ваза расписывалась целый год вручную и стоит десять тысяч долларов. Купив ее, вы поможете автору, а если учесть, что он инвалид, то сделаете еще и доброе дело, выступив в роли спонсора.

– Я подумаю над этим предложением, – ответил Венсан.

– У вас красивые руки, я люблю мужчин с красивыми руками, – сказала она, перехватывая его руку и добавляя: – Но это не дает вам право трогать хрупкий, дорогой экспонат, этого делать нельзя.

– Извините, я задумался, – отдернул руку Венсан.

Серафима провела его еще через два отсека с картинами и скульптурами, и они оказались в зоне, вход для посторонних в которую был запрещен.

– Не стесняйтесь, Венсан, заходите в мои апартаменты, – пригласила хозяйка.