– Привет, Трис, – говорит он. – Спасибо, что проводила ее, Зоя.

– Не за что, сэр, – отвечает та. – Оставляю вас, у меня еще много дел.

Она улыбается мне и уходит. Я остаюсь с Дэвидом, на которого вчера накричала. Он, кажется, забыл об этом. Дэвид открывает дверь, просканировав датчиком свой значок.

Мы входим в комнату без окон. В одном углу стоит пустой стол, за другим столом сидит молодой парень, примерно одного возраста с Тобиасом. Он смотрит на нас поверх монитора компьютера, дотрагивается до его экрана и встает.

– Доброе утро, сэр, – говорит парень. – Чем могу быть полезен?

– А где ваш старший, Мэтью? – спрашивает Дэвид.

– В столовую пошел, – отвечает Мэтью.

– В таком случае, может быть, вы можете мне помочь? Мне нужно файл Натали Райт. Не могли ли вы разыскать его и загрузить на планшет?

Он сказал «Райт»? Если не ошибаюсь, это девичья фамилия моей матери.

– Разумеется, – отвечает Мэтью, садится за стол и набирает что-то на клавиатуре.

Там появляются документы, но я стою далеко и не могу их рассмотреть.

– Готово, файлы передаются. А ты, должно быть, дочь Натали Беатрис? Не очень-то ты на нее похожа.

Подперев рукой подбородок, он критически разглядывает меня. Его глаза немного раскосые и кажутся почти черными. Он не выглядит удивленным, встретив меня.

– Меня зовут Трис, – автоматически поправляю я, но думаю про себя, что это очень хорошо, что он не знает моего прозвища: значит не все здесь пялятся день и ночь в мониторы, развлекаясь подсматриванием за нашей жизнью. – Да, я знаю, что не похожа на нее.

Дэвид подтягивает стул, пронзительно заскрежетавший по плитке пола, и похлопывает по сиденью:

– Садись. Я дам тебе планшет со всеми файлами, касающимися Натали, и вы с братом сможете их прочитать. Но пока я хотел бы рассказать тебе одну историю.

Я сажусь на краешек стула, а он – за стол отсутствующего начальника Мэтью и начинает машинально переставлять по столешнице полупустую чашку с кофе.

– Позволь начать с того, что твоя мать была поистине фантастическим явлением. Мы случайно нашли ее в одном из городов с очень поврежденным населением. Ее гены оказались почти идеальными. – Дэвид улыбается. – Мы вытащили ее оттуда и привезли сюда. Она провела здесь несколько лет, но потом, когда в вашем городе возник кризис, она добровольно вызвалась отправиться туда, чтобы помочь разрешить проблему. Впрочем, ты и сама прекрасно знаешь о дальнейших событиях.

Несколько секунд я растерянно смотрю на него. Выходит, моя мама была здесь: ходила по этим коридорам, наблюдала за жизнью города на экранах. Может быть, она даже сидела на этом стуле и ее ноги проходили по этим плиткам? Мне начинают мерещиться какие-то невидимые прежде приметы ее присутствия на стенах, столах, дверной ручке… Я сжимаю край сиденья под собой и пытаюсь привести в порядок свои мысли, потом спрашиваю:

– Все же, о каком таком кризисе вы говорите? Чего-то я не понимаю.

– Я имел в виду события, связанные с убийствами дивергентов. Помнишь, это когда один из эрудитов начал их убивать? – уточняет он – Как его звали? Нор… Норман?

– Нортон, – подсказывает Мэтью. – Предшественник Джанин. Вроде бы он рассказал ей о своей идее уничтожения дивергентов как раз перед тем, как у него приключился сердечный приступ.

– Точно. Спасибо, Мэтью. Мы послали Натали разобраться на месте в ситуации и прекратить убийства. Мы не предполагали, что она останется там надолго, но она принесла огромную пользу. До этого случая мы никогда не посылали в города своих агентов. А Натали, помимо прочего, устроила свою личную жизнь, родила тебя.

– Но когда я проходила инициацию, дивергентов уничтожали, – морщусь я.

– Ты знаешь только о тех, кто погиб, – возражает Дэвид, – но не о тех, кто был спасен. Некоторые здесь, в Бюро. Ты ведь встречалась с Амаром? Он один из таких. Впрочем, кое-кого пришлось отстранить от участия в эксперименте: им было слишком тяжело наблюдать за друзьями и любимыми. Такие обрели свою судьбу за пределами Бюро. В общем, твоя мать выполняла очень важную работу.

Ага, а еще она много врала. Интересно, знал ли правду мой отец? В конце концов, он был лидером альтруистов, а значит, одним из хранителей Истины. Что, если она и замуж за него вышла исключительно по долгу службы? Значит, вся их любовь была сплошной ложью…

– Выходит, она не родилась лихачом? – спрашиваю я, стремясь разложить по полочкам нагромождение правды и вранья.

– У нее уже имелись татуировки, когда она впервые попала в город. Мы сочинили легенду о ее происхождении из семьи лихачей. Ей тогда исполнилось шестнадцать лет, но мы решили, что ей должно быть пятнадцать, чтобы у нее оставалось время для адаптации. Наше намерение заключалось в том… – он умолкает. – Нет, ты должна сначала прочитать документы. Мне сложно разбирать дело такой давности.