Анна понимала, что фантазии Сульта доведут его до точки, где искусство упраздняет самое себя. Что может представлять собой картина, изображающая черноту? Эта мысль приводила Анну в расстройство. В самой идее ей виделось неуважение к Творцу и созданному им миру форм во всем их многообразии, с его внутренними границами и контурами.

Искусство давно перестало быть главной целью Сульта с тех самых пор, как с его полотен исчезли люди. Напрасно Анна умоляла мужа написать хотя бы мальчиков – дело так и не продвинулось дальше нескольких эскизов. В этом, как она считала, проявилась его неспособность любить. Высокомерие воздвигло стену между Сультом и всеми остальными, включая семью.

Он искал основу, объединяющий принцип.

Анне нравилось многообразие форм.

Одно предполагает другое. Само влечение, которое испытывала она к мужу, основывалось на их различии. Ее мало заботило, что он красив, а она угловата и непривлекательна, во всяком случае, после того, как она убедилась в том, что действительно для него желанна. Анна любовалась лицом и руками Сульта и словно не могла им насытиться. Но и он, Анна это знала, однажды увидел в ней нечто такое, чего не замечали другие.

Она вспоминала день, когда так же сидела на скамейке в отцовском саду на Гласбрюксгатан. Погода выдалась хорошей, и вокруг было много людей – родственников и знакомых.

Красотой Анна никогда не отличалась. Ее вытянутая фигура казалась нескладной, а сросшиеся над переносицей брови даже в молодости придавали лицу унылое выражение. Они музицировали в саду – Анна пела, а отец аккомпанировал на кларнете, – как вдруг заметили остановившегося у ворот незнакомого господина. Отец пригласил его войти. Он думал, прохожему понравился их концерт, но тот ничего не слышал.

Тем не менее он остался, потому что положил глаз на Анну. И когда он смотрел на нее, она будто становилась краше, это замечали даже другие. Под взглядом Сульта Анна расцветала, как вишня весной. Постепенно эта красота осталась и больше с нее не сходила. Анна пропиталась ею, как хвойная рощица – запахом заячьего щавеля. И все из-за немого и того, как он на нее смотрел.

Но Анна не искала этому никакого объяснения. Просто женщина есть женщина, как береза есть береза. Не стоит вторгаться в святая святых вещей, тем более человека. Индивидуальность – последняя тайна любого создания, и ее надо уважать. Лишние вопросы – непочтительность к Господу. Люди сотворены не для того, чтобы играть с Ним в прятки.

Об этом размышляла Анна, сидя в беседке.

Это была рослая, сильная женщина из рода моряков. От них она унаследовала глаза цвета воздуха над морем. Люди с такой радужной оболочкой не противопоставляют себя миру, но принимают его таким, каков он есть. Вид незнакомых берегов и дальних стран не меняет выражения этих глаз. Они просто отражают, и в этом их особенность.

Их обладатели способны любить по-настоящему. Они ничего не избегают и ни к чему себя не принуждают. Глухонемой так и не написал портрет Анны, но это сделал его младший сын. Я видела дедушкину работу. Старость придала чертам Анны мягкости, это хорошо видно на полотне. Хотя, возможно, все дело в том, что дедушка как никто чувствовал ее хрупкость.

Но глаз Анны на портрете не видно. Она сидит, опустив их долу, словно читает. И здесь, как мне кажется, дедушка Абель просто усомнился в своих силах.

Так Анна и сидела в беседке в тот пасмурный летний день, пока не увидела направлявшегося к ней Сульта. Маринист устроился на скамейке рядом с женой и погладил ее по колену. Потом он снял с ноги Анны башмак с оторванной пряжкой и пошел в сарай поискать инструмент для ремонта.

И вечером, когда Сульт заехал младшему по уху, Анна меньше всего беспокоилась о мальчике. Ее волновало состояние мужа. Весь вечер она напрасно пыталась пробиться через глухую стену его меланхолии, что в конце концов его рассмешило. И когда Сульт, заключив ее в объятья, признавался в любви, касаясь ее кожи кончиками пальцев, Анна совершенно забыла о мальчике.

Таково ей было жить с глухонемым.

Первые строки, оставленные рукой моего деда, датируются 1884 годом. Тогда ему шел двенадцатый год.

Его отец все лето занимался живописью в Вёрмделанде, потому что именно там и было написано это письмо. Абель допускает орфографические ошибки, и буквы по-детски округлы. Мальчик рассказывает о своей жизни родителям, которые, очевидно, ненадолго покинули арендованный на летнее время домик.

Сбегая к морю по прибрежным камням, Абель заметил вдали корабль. Стоял полный штиль, так что до берега доносилось слабое жужжание турбинных лопаток. Судно, по словам мальчика, выглядело столь впечатляюще, что он остановился, в изумлении разинув рот. Абель следил за ним, пока оно не скрылось за мысом. Это был «Гаутиод», корабль, которым управлял Старина, его дедушка.

Как хотелось Абелю уплыть вместе с ним!

Вот и все, что было в этом письме. Из всего написанного дедушкой до отъезда на Яву только оно и сохранилось. Единственный уцелевший документ дедушкиного детства – именно так следует характеризовать тот период его жизни.

Однако первым родину покинул Оскар.

Что знаю я о его детстве, юности и обстоятельствах, заставивших принять роковое решение? Почти ничего. Мне известно, что дедушка Оскар был человеком горячим и нетерпеливым и неудержимо рвался к намеченной цели. Но судьба то и дело ставила перед ним непреодолимые препятствия. Наткнувшись на очередную преграду, дядя Оскар чесал лоб и сворачивал с дороги.