Как бы ни поджимало время и не грызло нетерпение, перед отъездом еще нужно было посетить Эранда, поправлявшегося в своем городском доме под присмотром молодой жены. Рольван отправился туда вместе с Торисом. Раненый воин долго выспрашивал у них подробности ночного происшествия, которое пропустил из-за беспамятства, выразил свое сочувствие по поводу убийства епископа и проводил их с пожеланием непременно отыскать убийцу и обещанием быстро выздороветь и отправиться «бить канарцев за себя и за вас». На поправку он шел быстро, и друзья решили признать это добрым предзнаменованием. Их собственные раны еще беспокоили их, но ни одному и в голову не пришло счесть это препятствием для нового похода. Ноющая боль в плече беспокоила Рольвана меньше, чем нетерпение в мыслях, а к руке мало-помалу возвращалась прежняя подвижность. Что до Ториса, пара кровавых царапин наверняка казалась ему мелочью, вообще не стоящей внимания. Порою Рольван думал, что свалить этого быка можно только хорошим ударом тарана.

Простившись с Эрандом, разошлись: Торис направился к ближайшему кабаку, Рольвану же предстоял еще один важный визит, о котором за свалившимися бедами он чуть было не позабыл. Но, не в пример остальным его обязанностям в последнее время, эта была исключительно приятной. Потому и оставил он ее на последний вечер, чтобы вместо суеты и скорби увезти с собою хоть одно светлое воспоминание.

К знакомому дому на Замковой улице, что соединяла Торговую площадь и Северные ворота, Рольван отправился пешком. От бывшего епископского дома – Рольван все еще не привык называть его своим, – ходьбы было от силы полчаса.

Белокаменное жилище высокородного господина Луксия, одного из сыновей старого эрга Дебринского, каждую весну утопало в яблочном цвету. Рольвану нравилось сравнивать бело-розовую нежность цветущих ветвей с целомудренной красотой дочери Луксия, Эйтин.

Благородная и прекрасная, она легко могла найти себе жениха среди знатнейших воинов страны. Но с тех пор, как два с лишним года назад их представили друг другу на одном из праздничных пиров, красавица Эйтин решительно предпочитала всем ухажерам Рольвана. Мало-помалу он стал частым гостем в доме ее отца и неизменным, если только позволяла служба, спутником ее прогулок и развлечений.

Несмотря на высокое происхождение, Луксий, предпоследний из девяти сыновей плодовитого эрга, не был сказочно богат. К тому же он и сам произвел на свет семерых детей, из которых пять были девочками. Потому он довольно спокойно принял выбор своей младшей дочери и, хоть и не давал пока согласия на брак, особых препятствий не чинил. Сама же девушка о свадьбе рассуждала, как о деле решенном.

Яблоневые ветви с пышным гроздьями цветов покачивались над каменной оградой. Украшенная декоративными башенками, она придавала жилищу сэра Луксия вид небольшой крепости. К счастью, Рольвану не пришлось брать ее штурмом: привратник пропустил его с поклоном, как одного из членов семьи. Пройдя усыпанной мелким песком дорожкой, он оказался перед высоким крыльцом. На верхней ступени, ожидая, пока ему откроют дверь, сидел белоснежный охотничий щенок. Завидев Рольвана, он весело взвизгнул и бросился навстречу, размахивая пушистым хвостом и просясь на руки.

– Как тебе не стыдно, – сказал Рольван, подхватывая его. – Ты ведь уже взрослый пес!

Взрослый пес восторженно облизал ему правую щеку. Рольван отодвинул собаку на вытянутых руках.

– Ну, тихо! Где твоя хозяйка, Гаст?

Ему ответил откуда-то сбоку насмешливый и чуть капризный голос:

– Сколько раз говорить – не смей его баловать! Когда ты наконец научишься приличным манерам, Рольван?

Рольван обернулся и отвесил насколько мог изящный поклон – Гаст улучил возможность и лизнул его во вторую щеку.

– Под вашим руководством, госпожа Эйтин, я стал манернее самого тидира!

– Этого-то грубияна? Да он в жизни не отличит даму от кобылицы! – девушка опасливо оглянулась, но услышать и отругать ее за дерзость было некому. – Нет уж, Рольван, от тебя я ожидаю большего!

– Все, что пожелаете, моя госпожа!

Оказавшись рядом, Эйтин забрала и небрежно спустила на землю щенка. Ее насмешливость исчезла.

– Как хорошо, что ты пришел, – сказала она и решительно обняла Рольвана за шею. – Мне так жалко епископа, правда! Я столько ночей не могла заснуть, думала, как ты…

Рольван осторожно ответил на объятие и сразу отстранился. Меньше всего на свете он желал быть застигнутым за соблазнением дочери Луксия. Этот цветок он намеревался получить во владение, а не срывать украдкой.

Эйтин только исполнилось шестнадцать, и она действительно походила на цветок. Светлые волосы волнами рассыпались по ее плечам, по меховой накидке, такой же белой, как ее кожа. Дед Луксия был квирским легионером, вышедшим в отставку по старости и оставшимся в Лиандарсе, когда войска были отозваны; от него в наследство Эйтин получила темные, с хитринкой глаза и волевой подбородок, придававший ей особенное очарование.

– Спасибо вам, госпожа.

– Ты такой ужасно правильный, Рольван! – вздохнула она.

– Вовсе нет. Я мечтаю о высочайшей награде.

– Ты просто боишься.

– Конечно. Я отчаянно трушу при мысли, что могу вас потерять.

– Вот, об этом я и собиралась тебе сообщить, – Эйтин приняла серьезный, даже печальный вид. Медленно протянула: – Отец сказал…

– Что?

– Что он много думал о моем будущем… и о тебе…

– И что? Эйтин!

– Вот видишь, теперь «Эйтин»! А как же «госпожа»?