Наш корабль на всех парах приближался к другому британскому кораблю. Корабль неприятеля был уже подбит, но команда его сдаваться не собиралась.

– На абордаж!
– донёсся голос одного из пиратов.

– НА АБОРДАЖ!!!
– вторил ему хор голосов других пиратов. Вместе со мной, естественно.

Наконец-то автор отвлёкся от меня. И началось основное веселье. С криком "Е-е-ху!" я перепрыгнул на канате на другой корабль. На меня тут же кинулся молодой офицер. Два удара мечом, и шпага офицера улетает прочь. Я присвистнул. Автор, оказывается, наделил меня не дюжей силой. Веселье продолжается!

Убивать офицера я не собирался, калечить тем более. Я поднёс меч к его горлу и скорчил страшную рожу. Молодой офицер в ужасе бросился бежать, истошно вопя. Я усмехнулся. Так, кто на новенького?

Внезапно мой взгляд пал на жирного графа, наивно спрятавшегося за какой-то бочкой. Я узнал его. Это был Вячеслав Коркин.

С ним у нас были старые счёты. В одной из книг несколько лет назад этот гад, когда автор отвлёкся, сломал мне палец, лишив меня заработка на ближайший месяц. Я разве что только милостыню не просил. И это понятно. Кому нужен покоцанный муз?

Гнев окрасил моё лицо в алый цвет. Нет, Коркин, такого я простить не могу.

– Эй, Коркин!
– крикнул я.
– Обратный отсчёт твоей жизни начался!

Три...

Коркин, в ужасе узнав меня, рванул прочь.

– Два...

Я в два прыжка нагнал его.

– Один...

– Нет, пожалуйста!
– провизжал он.
– Прости... ПРОСТИ!!!

– Поздно, Коркин, - произнёс я.
– Поздно!

И меч пронзил его жирное тело.

***

Я стоял на краю утёса и смотрел вдаль. Я был одет в богатые одежды века этак восемнадцатого. Рядом со мной, плотно обнимая меня, стояла прекрасная девушка. В книге Мадам мы были Софией и Джеральдом. В жизни девушку звали Аней. Я знал её. Несколько раз нам доводилось видеться в общих книгах, но настолько близко - впервые.

– Завтра я уплываю, - задумчиво сказал я.
– Я бы остался с тобой навечно, но родина зовёт.

– Прошу тебя, милый, не оставляй меня!
– попросила меня Аня/София.
– Я не смогу жить без тебя!

– Прости, родная, но я должен, - с грустью ответил я.

Аня пристально посмотрела на меня. В её глазах сочетается кошачья нежность и щенячья преданность. Я не смог остановить себя и поцеловал её...

...София сладко потянулась в постели. Я окинул взглядом её прелести и улыбнулся.

– Это была прекрасная ночь!
– произнёс я.
– Самая лучшая ночь в моей жизни!

– О да, милый!
– ответила Аня.
– Всё было просто великолепно!

– Мне пора!
– сказал я.

– Поцелуй меня на прощанье!
– попросила меня она.

– Конечно же, дорогая!
– откликнулся я и примкнул к её губам.

Автор отвлёкся.

– Я её НЕНАВИЖУ!!!
– в ярости заорал я.

Аня даже поёжилась от неожиданности.

– Серёж, ты чего?
– спросила меня она.

– Ненавижу! Ненавижу! НЕНАВИЖУ!!!
– продолжал я.

– Да что с тобой?
– не поняла Аня. Она, похоже, всерьёз озаботилась моим психическим состоянием.

– Смотри по тексту, - пояснил я.
– Джеральд не смог остановить себя и поцеловал её... А дальше сразу: София сладко потянулась в постели. А ГДЕ ЭТО? Ну, то самое? Где она, "самая лучшая ночь в моей жизни"? Раздразнила и бросила на самом финале! Я убью эту авторшу, ей-богу, убью!

– Ну Серёж, - промурлыкала Аня.
– Ну ты же взрослый человек! Ты же сам всё прекрасно понимаешь. В конце концов, - в её глазах мелькнул озорной огонёк.
– Мы ведь можем это и исправить!

Я потянулся к ней и поцеловал. Только теперь уже по своей воле.

...если я скажу, что это была самая лучшая ночь в моей жизни, то я, безусловно, совру. Но это было реально классно!

***

Я стоял и звонил в дверь, ожидая, пока её откроют. Юля без посторонней помощи долго не протянет. Покоцанный муз на фиг никому не нужен. Алетинова ещё, конечно, срубит бабла за участие в Шрамовском творении. Но на дальнейшую жизнь ей этого явно не хватит.

Юля открыла спустя несколько минут. Если бы я не знал природу музов, я бы подумал, что она спала. Но музы не спят. Автор может засесть за своё произведение когда угодно. Даже ночью. Поэтому мы должны быть готовы к участию в действии в книге в любую минуту.

– А, это ты, Сергей, - проговорила она.
– Я уж думала, что это какой-то почтальон случайно забрёл в мою квартиру.

Я заметил, что она прячет от меня покалеченную руку. Я ещё раз в сердцах проклял Шрама. Надо же быть таким садистом!

Я протянул Алетиновой шуршащую пачку банкнот.

– Вот, возьми!
– сказал я.

Юля вскинула брови.

– Серёжа, зачем...

– И не перечь, Юль, - проговорил я.
– Уж я-то по себе знаю, что значит быть покалеченным музом. Держи!