Одним ранним субботним утром двое влюбленных поехали отдохнуть на море, понежиться в теплых водах.

Пьяненькая компания гнусавых. Один из них на спор, на невесту, словно кобелек поутру на столбик...

Это над нами над всеми надругались! Это нас с вами оскорбили в лучших мужских чувствах. Так восстанем вместе с Ним против пошлости и хамства. Кто бы на месте жениха поступил иначе? Только трус, недостойный элементарного уважения! Иначе — значило, потерять Ее любовь. Словом, сплеча! Один раз...

И завязалась драка. Этих, «гунявеньких», собрался поглазеть на необычное зрелище целый табун. А когда на их стороне значительный численный перевес, они сильные, как слоны, и храбрые, как львы...

Поблизости оказался старшин сержант милиции Иван Орач. Услышав заливистый милицейский свисток, стадо «гунявеньких» разбежалось. А тот, который оскорбил девушку, остался лежать на песке. Экспертиза определила: смерть наступила в результате кровоизлияния в мозг.

Суд назвал статью: убийство в драке.

А как же Она, невеста? Была бы женой, на всех законных основаниях — длительные и короткие свидания. Но Она еще не жена. Невеста? Заявление в загсе? Не признает законодательство такой степени родства. Скажи «сожительница» — и все сразу встанет на свое место. А если этого, унижающего двоих, нет и в помине, нет сожительства, есть любовь — тогда как? Кто такая Джульетта для Ромео? Лейли для Меджнуна?

Уголовный кодекс, свод законов, которыми общество охраняет себя от анархии, от вандализма, это не роман о чистой, непорочной любви. Уголовный кодекс имеет дел о, с абсолютно конкретными фактами жизни.

...Она любила его. Она хотела, Она должна была быть если не с ним, то где-то рядом. Она не могла оставить его в беде одного.

И Она переехала в ту местность, где теперь был Он. Устроилась поблизости на работу и каждый день приходила под глухие, высоченные ворота колонии в надежде, что судьба улыбнется Ей, и Она хотя бы мельком издали увидит Его.

Ее преданность вскоре стала легендой. Парню завидовали: «Тебя любит такая!»

Несколькими годами позже появился закон, который в подобных ситуациях позволяет зарегистрировать брак, узаконить отношения. Но в то время, увы...

История хранит имена великих женщин, умевших преданно и верно любить: Хлоя, Изольда, Лейли, Джульетта, Ярославна, княжна Трубецкая...

Но имя Той, которая тысячу восемьсот двадцать четыре раза изо дня в день приходила к стенам колонии, Ее имени не запомнил даже Иван Иванович...

О женщины! О любимые! Как нужна нам ваша преданность, ваша светлая любовь! Дарите же нам крылья, чтобы взлететь Икаром к самому Солнцу! Дарите веру и вдохновение, без которых поэт — всего лишь рифмоплет, воин — сторож, а мужчина — нелюбимый муж нелюбимой жены.

Получи прапорщик Сирко за автомат Калашникова три тысячи рублей, как бы он их израсходовал? Может, купил бы мебельную стенку, о которой мечтала его жена. Может, как-то иначе, но все равно — для нее...

А как она воспримет случившееся с ним? Не отречется ли?

Всю дорогу Славка угрюмо молчал. «Ну что ж, пусть думает, раньше у него на это времени не хватало».

Иван Иванович проследил, чтобы удручённый прапорщик «не ошибся» автобусом. Дождался, когда машина тронется с места, и только после этого направился в управление. Положено по возвращении из командировки докладывать о результатах начальству. А новости были весьма примечательные: по стретинскому универмагу — о ловкаче-шофере, у которого нашелся один из пропавших магнитофонов; по истории с автоматом — Папа Саша, он же Папа Юля...

Строкун встретил майора Орача, как римляне встречали своих героев.

— Ну, что скажешь, отец-молодец?!

— Почему если молодец, то всего лишь отец?— в свою очередь спросил Иван Иванович.

— Санька твой — чудо-сын. — Строкун достал из ящика папку, бросил ее демонстративно-небрежным жестом на стол перед собой, — Пряников, увидев фотопортрет Папы Юли, повинился: дескать, «этот» подбирал кадры для бригады «блатных мужичков». Тюльпанова пришла в ужас: «Похож. Только я вам ничего не говорила». Она и в преисподней будет дрожать от страха перед «преподобным Папой».

— Не на голом месте родился ее страх. — Иван Иванович рассказал о Папе Саше-Папе Юле, которому нужен автомат, и непременно системы Калашникова.

— Документы на всесоюзный розыск подготовлены, — сообщил Строкун.

Иван Иванович рассказал о шофере стретинского универмага Константине Степановиче Шурпине, о его нахальном поведении на допросе: «Перед милицией — не виноват. Где был и с кем — мое личное дело, — заявил он капитану Бухтурме. — Не с твоей женой!»

— Не скажешь, что этот Константин Степанович чувствует себя виновным, — заключил Строкун. — Что позволяет ему так вести себя? Заячье отчаяние? Или полная уверенность в своей безнаказанности? В руках у Бухтурмы — вещдоки, а этот гусь вон как держится. Не промахнуться бы...