Шрифт:
– Как ты могла быть такой невнимательной, дочка?
– Мне жаль, папа.
Они сидели в его кабинете - хорошо освещенной комнате с полками на стене, их Танненбаум заполнил книгами, которые покупал метрами, выбирая по цвету обложек.
– Тебе жаль. Сожалениями дело не поправишь, Алиса. Хочу, чтобы ты знала, что я веду с бароном фон Шрёдером очень важные дела.
– Сталь и металлы?
– спросила она, прибегнув к старому трюку матери - выказать интерес к бизнесу Йозефа во время очередной ссоры. Если он начинал говорить о деньгах, то это могло длиться часами, а потом он уже не вспоминал, что был зол. Но на сей раз не сработало.
– Нет, недвижимость. Недвижимость... и кое-что другое. В свое время узнаешь. В общем, я надеюсь, что ты наденешь на вечеринку красивое платье.
– Папа, я только что приехала и не особо хочу идти на вечеринку, где ни с кем не знакома.
– Не особо хочешь? Это вечеринка в доме барона фон Шрёдера, боже ты мой!
При этих словах Алиса подскочила. Правоверные евреи обычно не упоминают бога всуе. И тогда она вспомнила одну деталь, мимо которой прошла у входа. У двери не было мезузы [6] . Она удивленно посмотрела вокруг и увидела висящее на стене, рядом с портретом матери, распятие. Алиса просто онемела от удивления. Она была не особенно религиозна, находясь как раз на том последнем этапе взросления, когда существование божественного ставится под сомнение, но мать таковой была. Этот крест рядом с ее портретом казался немыслимым оскорблением.
6
Мезуза - (ивр. , букв.
– дверной косяк) — прикрепляемый к внешнему косяку двери в еврейском доме свиток пергамента из кожи ритуально чистого (кошерного) животного, содержащий часть текста молитвы Шма. Пергамент сворачивается и помещается в специальный футляр, в котором затем и прикрепляется к дверному косяку жилого помещения.
Йозеф уловил направление ее взгляда и ради приличия на несколько секунд изобразил смущение.
– Такие нынче времена, Алиса. Трудно вести дела с христианами, если ты сам не из них.
– Так было и раньше, папа. И думаю, дела шли вполне неплохо, - сказала Алиса, показывая на окружающую обстановку.
– В твое отсутствие для нас всё усложнилось. А станет еще хуже, вот увидишь.
– Настолько, чтобы от всего отречься? Поменять религию ради... денег?
– Дело не в деньгах, нахальная девица!
– заявил Танненбаум, отбросив смущенный тон и стукнув кулаком по столу.
– Человек моего положения несет определенную ответственность. Знаешь, сколько рабочих на моем попечении? Неблагодарные идиоты, вступили в смехотворные коммунистические профсоюзы и думают, что Москва - это рай какой-то! Мне каждый день приходится выкручиваться, чтобы выплачивать им жалование, а они только и знают, что жалуются. Так что впредь даже не вздумай обвинять меня в том, что я делаю ради того, чтобы у вас была крыша над головой.
Алиса глубоко вздохнула и в очередной раз показала свой самый большой изъян: высказать свои мысли в самый неподходящий момент.
– В этом можешь быть спокоен, папа. Я собираюсь как можно скорее уехать. Хочу вернуться в Америку и устроить жизнь там.
При этих словах лицо Танненбаума стало алого цвета. Он поднес к носу Алисы толстый палец и яростно им затряс.
– Даже думать об этом забудь, ясно тебе? Ты пойдешь на вечеринку и будешь вести себя как воспитанная девушка, понятно? У меня есть на тебя планы, и никакие капризы избалованной девицы меня с пути не собьют.
– Ненавижу тебя, - произнесла Алиса, уставившись на отца.
Тот не убрал палец.
– Это меня не волнует, пока будешь делать, что велено.
Со слезами на глазах девушка выбежала из кабинета.
Это мы еще посмотрим, о да, еще посмотрим.
3
– Ты спишь?
Илзе Райнер заворочалась на кровати.
– Теперь уже нет. Чего тебе, Пауль?
– Хочу узнать, что мы будем делать.
– Сейчас половина двенадцатого ночи. Почему бы тебе не поспать?
– Я говорю про будущее.
– Будущее, - повторила его мать, словно выплюнула это слово.
– Я хочу сказать, ведь ты же не обязана здесь работать, в доме тети Брунхильды, правда, мама?
– В будущем ты пойдешь в университет, который как раз находится за углом, и будешь возвращаться домой, поесть вкуснятины, которую я тебе приготовлю. А теперь спокойной ночи.
– Это не наш дом.
– Мы здесь живем, работаем и благодарим за это небеса.
– Как будто есть за что...
– пробормотал Пауль.
– Я слышу тебя, молодой человек.
– Извини, мама.
– Что с тобой такое? Ты снова подрался с Юргеном? Поэтому сегодня вернулся весь мокрый?
– Это была не драка. Он с двумя дружками охотился на меня в Энглишер Гартен.
– Они просто играли.
– Они бросили мои штаны в озеро, мама.
– Может, ты их чем-то разозлил?
Пауль засопел, но ничего не ответил. Это было типично для его матери. Когда у него возникали проблемы, она вечно пыталась обвинить его самого.
– Лучше спи, Пауль. Завтра будет большой день.
– Ах да, день рождения Юргена. Просто замечательно.
– Будут пирожные.
– Которые достанутся другим.
– Не понимаю, почему ты так на всё реагируешь.
Пауль подумал, что это просто неприлично, когда сотня человек веселится на вечеринке на первом этаже, а в это время Эдуард, которого ему даже не позволили повидать, томится в своей комнате на четвертом, но решил промолчать.
– Завтра будет много работы, - добавила в завершение Илзе, отворачиваясь.