И всё же книгу Цезаря можно считать в значительной степени новым по жанру произведением, поскольку он сознательно создавал и новый литературный жанр, и новый стиль, не опасаясь нежелательных сравнений с самыми великими литераторами прошлого. Он, как и многие римские авторы, а до них и афиняне, принял участие и активно отстаивал свою позицию в борьбе двух исторических направлений, зародившихся ещё четыре или пять веков тому назад в Афинах. Сам Цезарь провозглашал себя сторонником практичного метода Фукидида, основанного на использовании проверенных фактов, полученных из первых рук. Фукидид и сам был человеком действия, и в этом он походил на Цезаря. Он выступал против витиеватого риторического дидактизма историков, находившихся под влиянием учёного Исократа, чей подход как раз начинал входить в моду в Риме. Позже это цветистое направление возглавил Ливий. Цицерон также склонялся к его мелодраматичности и неопределённости, и, возможно, именно приверженностью этому направлению и объясняется его не слишком благоприятный отзыв о «Комментариях» Цезаря. Цицерон называл их не законченной работой, а всего лишь сырым материалом, хотя, правда, и добавлял, что ясность, краткость и чёткость «Комментариев» будет трудно превзойти.

Гирций, друг и полководец Цезаря, на долю которого выпал нелёгкий труд — завершить работу своего патрона и составить восьмую, заключительную книгу, отмечал не только совершенство стиля Цезаря, но также лёгкость и быстроту, с которыми он писал. Эти качества передались и всему произведеннию, поэтому читать «Комментарии» лучше всего с такой же быстротой, вполне соответствующей нашему веку, когда многословные повествования больше не в цене. Деяния Цезаря, в равной степени вдохновляющие и чудовищные, сами говорят за себя, так же чётко и живо, как и тогда, когда они были описаны им самим. Повествование сжато и сведено к минимуму, кроме тех случаев, когда автор хотел сделать акцент на каком-нибудь определённом моменте. Похвалы и обвинения также сведены к минимуму, дана минимальная информация о конкретных людях. Но иногда приземлённый и грубый рассказ неожиданно прерывается, повествование возносится до потрясающих литературных высот, и перед нами предстаёт портрет человека, талантливо выполненный несколькими точными и резкими мазками.

Приближенный Цезаря Поллий, автор не дошедшего до наших дней труда по истории того времени, считал, что «Комментарии» содержат сознательные искажения, а это ставит под сомнение достоверность всей изложенной в них информации. Мы живём уже в другом, постфрейдистском и постгитлеровском мире, и прекрасно осознаем, что ни одно произведение по истории не может быть свободным от целенаправленных или невольных искажений. Опасность таких искажений только возрастает, когда автор является одним из главных действующих лиц описываемых событий, и нам не следует обольщаться кажущейся объективностью, с которой Цезарь описывает себя самого в третьем лице.

Книга, конечно, была написана и для грядущих поколений, но в основном автор обращался к своим современникам, к правящему классу Рима, к политикам, которых он в течение всего длительного пребывания в Галлии всегда держал в поле своего зрения. Цезарь отправлялся на войну под шквалом критики и негодования, и в его отсутствие враждебность только нарастала. Поэтому главной задачей «Комментариев» был ответный удар. Конечно, было бы чересчур оптимистично ожидать, что этот труд заставит замолчать наиболее яростных оппонентов Цезаря, но существовала вполне реальная возможность привлечь на свою сторону колеблющихся избирателей. Именно ради этого Цезарь использовал один из своих многочисленных талантов — выдающийся талант писателя. Поставив противников в сложное положение, он неопровержимо доказал свой патриотизм, насущную необходимость всех предпринятых им действий и их абсолютную совместимость с мандатом, выданным ему Римом. Для этих целей ложь не годилась. Случайное искажение фактов или преувеличение могло пройти незамеченным, но откровенная ложь с лёгкостью была бы разоблачена. Цезарь был отнюдь не единственным римлянином, который писал письма домой, кроме того, солдаты время от времени возвращались с полей сражений Галльской войны в столицу и многое могли порассказать.

Тексты речей, вставленные в «Комментарии», вовсе не являются дословным изложением того, что говорилось перед широкой аудиторией, обычно состоящей из солдат. Тем не менее такой метод подачи материала вовсе не был попыткой вешать читателям, что называется, «лапшу на уши». Это была просто условность, которая позволяла сделать экскурс в прошлое, объяснить мотивы своих поступков и которую, кстати, прекрасно понимали современники Цезаря. Более того, иногда Цезарь вкладывает эти речи в уста своих наиболее яростных противников. Этот классический приём одобрил бы любой адвокат, ведь без показаний другой стороны невозможно составить полную картину происходящего. Что касается самокритики, то её в «Комментариях» очень мало, что вовсе не кажется противоестественным. Самокритика отнюдь не является характерной чертой любых военных мемуаров, странно было бы ожидать её от Цезаря в работе, специально предназначенной для оправдания своих действий перед оставшимися дома римлянами, чьё мнение было очень важно для него. Хорошая пропаганда, отвечающая такой цели, — это тщательно подобранная и умело представленная информация. И «Комментарии» можно, безусловно, отнести к одному из наиболее совершенных образцов пропагандистской литературы. Пропагандистский, побудительный мотив кажется особенно сильным в первых разделах, относящихся к тому времени, когда формирование общественного мнения было особенно необходимо Цезарю. Создаётся впечатление, что эта часть работы и каждый из ежегодных отчётов, следующих за ней, были закончены к концу описываемого года. Другой вопрос — когда эти части «Комментариев» были изданы. Возможно, они публиковались поочерёдно из года в год, поскольку были написаны Цезарем именно для того, чтобы получить поддержку на очередных выборах или во время кризисных ситуаций. Впоследствии, когда война была завершена или уже близилась к концу, «Комментарии» были опубликованы как одна книжка.

Все военные действия происходили на территориях, находящихся к северу от Нарбонской Галлии. Иными словами, война велась вне пределов Римской державы, как это и было установлено до настоящего времени. Целая область между реками Гаронной и Сеной (то есть современная Франция без её приграничных юго-западных и северо-восточных областей) была населена приблизительно двумя сотнями разрозненных племён кельтских галлов. Это были потомки тех, кто переселился за Рейн приблизительно за 700 или 800 лет до описываемых событий и подчинил себе менее развитые племена, жившие там ранее. Общая численность населения на этой территории составляла от 10 до 15 миллионов человек. Чрезвычайная слабость системы управления не только мешала племенам объединиться, но и сделала крайне неустойчивой централизацию каждого отдельного племени. Обычно власть в племени находилась в руках двух избранных должностных лиц, чьи полномочия были сходны с полномочиями римских консулов, хотя известны примеры более ранней системы передачи власти по наследству. Эти племена представляли собой более или менее компактные скопления мелких сообществ, связанных друг с другом кровным родством или географической близостью. Наиболее перспективным признаком возможности объединения являлась существующая среди этих племён хорошо развитая клиентская система, подобная той, которая существовала в Риме, объединявшая богатых патронов с их несостоятельными иждивенцами или более слабые государства с их более сильными соседями.

Если не принимать во внимание чрезвычайную слабость системы управления, благодаря которой Галлия становилась лакомым куском для захватчиков, галльскую цивилизацию можно считать высокоразвитой. Галлия славилась процветающим сельским хозяйством, скотоводством. Галлы вывезли из-за границы породистых лошадей и свиней и занимались их разведением. Больших высот галлы достигли в металлургии. Их мечи славились повсюду и уступали разве что испанским. На галльских равнинах было разбросано множество деревень, а на холмах стояли маленькие, но хорошо укреплённые города. Полноводные реки Галлии способствовали развитию торговли, о чём свидетельствует большое количество монет, отчеканенных галльскими племенами и дошедших до наших дней. Галлы не только успешно копировали греческие и римские монеты, они чеканили собственные, представляющие собой прекрасные образцы живого кельтского стиля. Они изготавливали цветную керамическую посуду, зеркала и конскую сбрую. Галлы любили баллады и высоко ценили умение вести умную беседу, важнее этого для них было, пожалуй, только воинское мастерство.

Правда, на войне их воины были скорее эффектными, нежели действительно опасными противниками. Репутация прекрасных воинов закрепилась за ними ещё с древних времён, когда они вторглись в Италию. Действительно, атака галльских пехотинцев, одетых в штаны [12] и рубахи из клетчатой ткани, вооружённых острыми длинными мечами и деревянными или плетёными щитами, производила пугающее впечатление. Но стоило им получить достойный отпор, как они тут же превращались в неуправляемую толпу: «В первой яростной атаке они опаснее мужчин, при первом отпоре — слабее женщин». Галльские воины не были ни столь свирепы, как варвары, ни столь организованны, как римляне. Кроме того, галлы никогда не считали службу в пехоте достаточно престижной, поэтому пехотинцами становились представители завоёванных ими ранее отсталых племён. Сами галлы предпочитали кавалерию. Их воины, сверкающие золотыми браслетами и кольцами, блестящими шлемами и кольчугами, на лошадях в золочёной сбруе представляли внушительное зрелище, но вряд ли могли эффективно противостоять хорошо организованному противнику.