То есть психанула и своих действий не осознавала.

Зина поднялась с койки и молча побрела прочь. Лена повернулась на правый бок и закрыла глаза. Она старалась поскорее заснуть, чтобы проснуться и осознать, что все случившееся с ней сегодня вечером не более чем жуткий сон.

…Но наутро стало ясно, что это не сон. Обитательниц камеры № 34 подняли в шесть. После нехитрого утреннего туалета принесли завтрак — пшенную кашу, чай. Но Лене есть совсем не хотелось. Она поковыряла глиноподобную массу в алюминиевой миске и отставила.

— Че, жрать не хочешь? Не проголодалась? — гаркнула беззубая Бананка. — Ну ниче! День не пожрешь, два не пожрешь, а на третий ты все схаваешь, да еще и миску сгрызешь! — И она разразилась своим непотребным хохотом.

Сразу после завтрака пришла надзирательница и вызвала Лену к начальнице.

Баба Груня сидела за общарпанным столом в тесном кабинетике с зарешеченным окном. Она была в форме, но без пилотки. Седоватые сальные волосы были туго стянуты на затылке в пучок. Начальница строго глянула на Лену и завела разговор:

— Ну что, Сорокина, скажешь? Как тебе наше хозяйство? Понравилось?

Лена молча покачала головой.

— Правильно. Ничего тут хорошего нет. И не жди. Вот тебе мой совет — ты лучше не молчи, а расскажи всю правду.

— Какую правду?

— Ты отлично понимаешь, Сорокина, почему ты здесь. У тебя нашли наркотики. Да еще твой начальничек, как выясняется, большой ворюга. Так что ты, можно сказать, подельница, Сорокина.

— Если меня в чем-то обвиняют, пусть предъявят обвинение! — чуть не закричала Лена.

— Предъявят, предъявят, не сумлевайся! Коли о тебе заботу проявляет сам генерал-полковник… то, значит, и ты птица немалая! На десять суток тебя сюда поместили, а там, глядишь, и до суда рукой подать. Но я тебя позвала не для того. У нас в Волоколамске тут тихо. Вроде до Москвы близко, всего сотня километров с небольшим, но как будто за Уралом. Кричи — не докричишься, жалуйся — не дожалуешься. Вот так-то. — Начальница оглядела ладную фигуру Лены и добавила:

— А ты девка славная. Тебе лет-то сколько? — И, не дожидаясь ответа, продолжила:

— Двадцать три. Может, цепочка еще? Жаль, если тебя в камере испортят.

Баба Груня встала из-за стола и подошла к Лене вплотную. И вдруг положила свою тяжелую ладонь ей на грудь и крепко прижала.

— И сиськи у тебя сочные. И промеж ног, верно, жарко.

— Что, полизать захотелось? — вдруг вырвался у Лены дерзкий вопрос.

Баба Груня так и вспыхнула — то ли от гнева, то ли от возбуждения.

— А ты на язычок остра, девка! Ну гляди, дохохмишь! — Начальница женского СИЗО вернулась за стол и надавила пальцем на потайную кнопочку под столешницей. В кабинет через боковую дверь в стене тут же вошли два дюжих охранника-один помоложе, другой постарше, — Вот что, Пахомов, — обратилась начальница к охраннику постарше. — К нам вчера вечером поступила новенькая. По наркотикам проходит и, возможно, по соучастию в организованной преступной группе. Вы познакомьте ее с нашими порядками. А то она пока слабо себе представляет, что у нас тут такое.

«Боже мой, — пронеслось у Лены в голове. — Что она задумала, эта страшная тетка! Владислав, где ты? Что с тобой? Когда же ты вытащишь меня из этого ада?»

Охранники взяли ее под руки и поволокли в боковую дверь. Она не сопротивлялась, понимая, что это совершенно бесполезно и что она полностью во власти этих монстров.

Они оказались в тесной комнатушке без окон. Посреди комнатушки стоял высокий стол на тонких ногах — вроде операционного. Молодой захлопнул дверь.

Второй охранник коротко приказал ей лечь на стол. Она повиновалась, предчувствуя что-то страшное. Ее заставили снять тюремный халат и привязали руки и ноги к столу. Потом началось самое отвратительное. Молодой охранник взгромоздился на девушку и, грубо и неумело тиская ее груди, вонзил свое горячее орудие…

Она закрыла глаза и закусила губы. «Нет, — решила Лена, — я не стану молить о пощаде, не буду плакать будь что будет».

Охранники по очереди насиловали ее, и, кажется, эти скоты не знали усталости. Чудовищная экзекуция продолжалась долго — может быть, час, а может быть, и два. Наконец они оставили ее в покое. Дверь распахнулась, в комнатушку брызнул поток света.

Лена медленно оделась и пошатываясь вышла в кабинет начальницы. Баба Груня сидела за столом и что-то писала. Взглянув на узницу исподлобья, она насмешливо поинтересовалась:

— Ну, получила удовольствие? Ладно, иди подумай.

В кабинет вошла надзирательница.

— Уведи Сорокину обратно! — распорядилась начальница.

Уже выходя из кабинета, Лена обернулась и тихо проговорила:

— Теперь моя самая большая мечта — посмотреть на твою рожу, баба Груня, когда тебя найдет Владислав Игнатов!

Что— то не складывалось. Что-то не вырисовывалось. У него создалось впечатление, что где-то он прокололся. Но где? И точно ли он сам виноват, точно ли он чего-то недодумал, не просчитал? А может быть, он просто стал жертвой коварного плана, о котором не догадывался?