Шрифт:
Только одно никак не укладывалось в голове: неужели крестный, человек отменно добродетельный, прибегнул к грязным услугам наемного убийцы?..
Я прекрасно понимал мотивы, которыми руководствовался Иоганн Карлович, но с этого момента мое отношение к нему, увы, переменилось…
***
На следующий день я зашел к крестному обговорить вопрос увольнения со службы. Держался подчеркнуто сухо, и Иоганн Карлович почувствовал это. Он, верно, догадываясь, к каким выводам привело меня вечернее посещение конторы, быстро, без лишних слов, произвел мне расчет. Раза два, правда, пытался завести речь о моем вчерашнем визите, но я решительно пресекал эти поползновения, не желая вступать в неизбежно тягостные объяснения.
На прощание крестный пообещал, что обязательно будет на вокзале в день моего отбытия в действующую армию.
***
Стоит ли говорить, что настроение у меня было далеко не самое лучшее? Тем не менее я решил провести дни, остававшиеся до отправки на боевые позиции, в развлечениях, не отклоняясь от обычая, исстари соблюдаемого новобранцами армий всех уважаемых государств.
Пил замечательное французское вино «Сен-Рафаэль», играл в теннис на прекрасно оборудованных замоскворецких кортах, сходил в театр «Эрмитаж» на пьеску «Новейший трюк», привлекательную, впрочем, лишь своей откровенной скабрезностью.
Кроме того, съездил с Женей в Питер, где как раз стартовал международный автопробег, организованный Русским автомобильным клубом. Одним из самых именитых (по количеству почетных званий, полученных за освоение технических новинок современности) участников этого автопробега был Котов. В новеньком, только что из-за океана, пятиместном фордовском «Дубль-Фаэтоне» он выглядел очень солидно.
Я искренне пожелал другу счастливого пути и отбыл в Москву.
***
Вскоре, на вокзале я простился со всеми, – родителями, сестрой, племянниками, невестой (да, мы с Мари уже окончательно определились в наших чувствах!), друзьями, – подошел к крестному, который как-то особенно грустно смотрел на меня, сел в купейный офицерский вагон. Я поглядел в окно: Иоганн Карлович стоял поодаль от остальных.
Состав тронулся…
«Жаль, что не проводил меня старый добрый Фун-Ли», – подумал я.
В конце августа он изрядно простудился, и прислал мне, еще не зная, что я уезжаю на передовую, письмо, где были очень трогательные, наивные строчки:
«Как только я выздоровею, господин Феллер, первой моей заботой будет стирка вашего белья, а также чтение самых передовых европейских газет и журналов, способных помочь мне, бедному, малообразованному китайцу, поддерживать с вами содержательную беседу».
Я держал в руках письмо Фун-Ли. Поезд шел по пригородам Златоглавой.
Тогда я еще не мог представить, что вернусь в Москву всего на четырнадцать дней, а затем…
Затем покину ее навсегда.
***
Уже в конце 1914 года я был на австрийском – Юго-Западном фронте.
Перед Новым годом мне принесли посылку, обернутую в твердую желтую бумагу, на которой были нарисованы разноцветные китайские фонарики. В свертке нашел новенькую белую сорочку и два мягких воротничка.
А еще через месяц я получил из дома очередное послание. Его, по семейной традиции, подписали все домашние и крестный. Прежде чем приступить к чтению, я, как обычно, пробежал глазами по ряду автографов: убедиться, что все живы-здоровы. Среди подписей узрел знакомый росчерк Игоря. В письме сообщалось, что он обвенчался в Эльзой. Этого следовало ожидать.
Следующее значительное известие из Москвы поступило в конце лета 1915 года. Я узнал, что Иоганна Карловича убили во время немецкого погрома, учиненного опьяневшими от безнаказанности люмпенами…
О мой крестный, о мой второй отец…
Уже тогда я был уверен: Господь простит ему то, что он являлся тем человеком, по приказу которого убийца лишил жизни полковника Подгорнова.
Выполняя христианский долг, я отправился на поиски лютеранского пастора. Задача оказалась не из легких: наша армия – православная, а стояли мы в крае, населенном католиками. Но в одном галицийском городке, где была небольшая венгерская колония, я нашел-таки пастора и попросил его отслужить по полному чину панихиду по крестному. За совершение требы пришлось отдать этому старому мадьяру с отвислыми усами и крючковатым носом едва ли не четверть месячного офицерского жалования. Пастор, хотя и производил на первый взгляд впечатление человека, полностью поглощенного общением со Всевышним, но, узнав суть дела, мгновенно сориентировался в обстановке и извлек все возможное из своего привилегированного монопольного положения.
***
На могилу Иоганна Карловича я смог приехать только в конце 1916 года, когда провел в Москве две недели.
Это был отпуск, любезно предоставленный командиром полка для женитьбы на Мари. О, как прекрасны первые дни интимной близости с любимой…
В радостях счастливого начала брака я не забывал о родителях. Помнится, очень порадовался тому, что папа, несмотря на преклонный возраст, активно работает в комитете по мобилизации промышленности на военный лад. Мама не отставала от него, занималась в одном из дамских благотворительных обществ составлением списков крестьянок-солдаток Клинского уезда, нуждающихся в безвозмездном получении ручных стиральных машин «Пауля».