Снова к Летти. Она окончила среднюю школу – старую школу для цветных – в 1959 году в Гамильтоне, Алабама. Потом уехала в Мемфис, там познакомилась с Симеоном. Они почти сразу поженились, и на следующий год родился Марвис.

Довольно долго Уэйд Ланье расспрашивал ее о Марвисе: о его криминальном прошлом, судимостях, заключении. Летти всхлипывала, вытирала слезы, но не сорвалась. Потом пошел разговор о Федре и ее проблемах: двое детей, рожденных вне брака, первые внуки Летти… Послужной список, который можно было в лучшем случае назвать несистематическим. Сейчас Федра жила дома, которого она, в сущности, никогда и не покидала. Двое ее сыновей были рождены от разных отцов, дети никогда не знали своих папаш.

Порция вздрагивала от вопросов о старших брате и сестре. Ничто, связанное с ними, не было секретом, но никогда не обсуждалось публично. В семье об этом шептались, конечно, но здесь их жизнь оказалась объектом пристального внимания совершенно незнакомых белых людей.

В 10.30 был объявлен перерыв на пятнадцать минут. Все разошлись. Адвокаты побежали искать телефон. Порция и Летти отправились в дамскую комнату. Служитель принес новый кофейник и блюдо с печеньем. Стол к тому времени напоминал мусорную свалку.

Когда заседание возобновилось, эстафету принял Стиллмен Раш, который остановился на Симеоне. Отвечать на вопросы о его семье оказалось сложнее. Летти признала, что ей мало известно о предках мужа. Его послужной список изобиловал провалами, но ей удалось припомнить, что он работал водителем грузовика, оператором бульдозера, рабочим цеха древесной пульпы на бумажном производстве, маляром и помощником каменщика. Несколько раз подвергался аресту, последний раз – в октябре этого года. Мелкие правонарушения, никаких уголовных преступлений. Да, они расходились несколько раз, но не дольше, чем на два месяца.

Довольно о Симеоне, по крайней мере на данный момент, Стиллмен хотел вернуться к самой Летти. Она более или менее регулярно работала у Сета Хаббарда в течение последних трех лет – приходила то на несколько часов, то на полный рабочий день. До того года три работала экономкой в Клэнтоне у пожилой семейной пары, о которой Джейк никогда не слышал. Оба они умерли с промежутком в три месяца, и Летти осталась без работы. Еще раньше она была кухаркой школьного буфета в Карауэе. Стиллмен требовал даты, размеры зарплаты, имена работодателей, чуть ли не поминутную детализацию, и Летти старательно отвечала, как могла.

«Неужели все это серьезно? – недоумевала Порция. – Какое значение может иметь имя маминого работодателя десятилетней давности?»

Джейк говорил, это будет разведывательная экспедиция. Что ж, добро пожаловать в одуряющую скуку предвоенной разведки. Рассказал Джейк и о том, что снятие показаний может растягиваться на многие дни, поскольку адвокаты получают почасовую оплату, по крайней мере те, что монотонно задают банальные вопросы.

Не имея ограничений по части того, о чем можно спрашивать, адвокаты, особенно работающие на страховые компании и крупные корпорации, не заинтересованы в краткости – чем больше часов натикает, тем лучше. Они могут сколь угодно долго кормиться на этом поле, лишь бы их вопросы были хоть отдаленно связаны с личностью опрашиваемого, предметом рассмотрения и процессом в целом.

Однако, как тоже объяснил Джейк, дело Хаббарда отличалось от других, поскольку в нем единственным адвокатом на почасовой оплате являлся он сам. Остальные – охотники за добычей и процентами. Если рукописное завещание будет признано недействительным, деньги вернутся в семью, будут распределены согласно предыдущему завещанию, и все эти адвокаты получат свою долю. А поскольку ни у одного из них нет гарантий получить ее, Джейк предполагал, что они не станут утомительно затягивать с расспросами.

Сейчас Порция не была в этом уверена.

Скука обступала со всех сторон. Стиллмен упорно шарил вокруг, вероятно, стараясь выбить свидетельницу из равновесия. При вопросе: «Занимали ли вы деньги у своего бывшего адвоката Букера Систранка?» присутствующие встрепенулись.

– Занимала. – Летти ожидала этого вопроса и ответила без запинки.

Нет закона или правила, запрещающего подобные займы, во всяком случае, для берущего.

– Сколько?

– Пятьдесят тысяч долларов.

– Он выписал вам чек или дал наличными?

– Наличными, и мы с Симеоном подписали долговое обязательство.

– Это была единственная ссуда от Систранка?

– Нет, еще раньше он одолжил нам пять тысяч.

– Почему вы занимали деньги у мистера Систранка?

– Потому что они нам были нужны. Я потеряла работу, а что касается Симеона, то там вообще никогда ничего не известно.

– Вы использовали эти деньги, чтобы переехать в более просторный дом?

– Да.

– И сколько же человек сейчас живет в вашем доме?