Овезов поначалу растерялся, но вскоре понял, куда клонит генерал, и спрятал в кулак ехидную улыбку. Пирбабаев заерзал на стуле, словно ему припекло зад.

— Вот мой телефон, уважаемый, — Сарачоглу показал на аппарат. — Звоните. Я предоставлю вам право сообщить добрую весть руководству и стать героем…

Пирбабаев уже осознал всю меру собственной глупости и ужаснулся ничуть не меньше, чем после того, как ему доложили о происшествии.

— Я понял, эфенди. Все понял… — Он почтительно приложил руку к груди и смиренно склонил лысую голову.

— Что же будем делать? — вновь спросил генерал.

— Надо этих подонков уничтожить. Потом доложить.

— Тогда бегом! Нельзя терять времени! Его и так мало…

Пирбабаев вскочил и рванулся к двери. Овезов проводил его злорадной улыбкой. Когда дверь захлопнулась, он засмеялся:

— Как вы его, эфенди.

Сарачоглу поморщился:

— Пирбабаев дурак. Сын осла и земляной лягушки. У русских на этот счет есть басня, мы ее учили в школе. Попыргунья-попыргай, лето красное пропела, попыргунья-попыргай… В общем, дурак — опаснее врага… Пусть ловит этих преступников сам, если их упустил.

Сарачоглу был мудрым и опытным. Он уже просчитал возможные неприятности от погони и захвата трех вооруженных сорвиголов, которые понимают, что им никто не даст пощады и потому будут драться до последнего. Возьмет их Пирбабаев или нет, достанутся они ему живыми или мертвыми — не имеет ровным счетом никакого значения. Во всех случаях самим Пирбабаевым займется госбезопасность. Попытка разбираться в государственных преступлениях, стремление присвоить себе несвойственные криминальной полиции функции заслуживают самого строгого разбирательства. А пока Пирбабаев бегает за политическими преступниками, нужно заняться другим делом.

— Салман, кто донес на этого русского… Назарова?

— Инженер Бекмурадов.

— Что он собой представляет?

— Хороший специалист. Туркмен. Патриот.

— Не спеши, — генерал недовольно поморщился. — Ты не адвокат. Ты офицер безопасности. Если так, должен понимать: служба, которая считает, что каждый хороший специалист-туркмен автоматически является патриотом, не имеет права на существование. Мы должны во всем сомневаться, все проверять оперативными методами. Или ты считаешь, что в связи с Бекмурадовым все ясно и проверять нечего?

Овезов нервно сглотнул. Неожиданный поворот мысли шефа поставил его в тупик. Конечно, проверять можно всех и каждого, но что именно следует спрашивать о Бекмурадове, он понять не мог. Однако открыто сказать об этом не посмел. Сарачоглу заметил замешательство подчиненного и довольно хмыкнул. Всякий раз, когда он ставил своих сотрудников в тупик, у тех крепла уверенность в том, что их шеф не только выше по должности, но и умнее их.

— Этого Бекмурадова следует немедленно взять. Задайся вопросом, почему он решил сообщить о преступном поведении русского только сейчас. Не может быть, что подобные сомнения у него не возникали раньше. Бекмурадов учился в России. Надо проверить, такой ли он патриот-туркмен на самом деле, каким хочет казаться. Может быть, сдавая русского, пешку, Бекмурадов старается скрыть факт, что связан с русскими спецслужбами. Тебе такое в голову не приходило? И… — генерал щелкнул пальцами так, будто подгонял мысль, — будь готов, что этот тип постарается от вас скрыться. В случае побега его не надо оставлять в живых. Родимое пятно измены не отмоешь и кислотой.

Только стрела рассудительности попадает в цель желания.

Овезов был рассудительным.

— Он не убежит, эфенди. Труп доставить сюда?

Сарачоглу не обратил внимания на вопрос. Иногда подчиненным нужно мыслить самостоятельно. Он лишь сказал:

— Этот осел Пирбабаев ожирел на своем месте и уже не ловит мышей. Я бы рекомендовал Ашгабаду на его место тебя, Салман. Ты как смотришь на это?

— Во имя Аллаха милостивого и милосердного, эфенди. Вы же знаете — я ваш преданный слуга.

— Спасибо. Теперь иди, займись негодяем.

От «Ауди» Мурад избавился на ближайшей автозаправке. Он вышел из машины с автоматом в руках, загнал водителя, стоявшего у колонки «КамАЗ», в будку заправки, оборвал телефонный провод и конфисковал «КамАЗ».

Едва машина тронулась, Андрей понял, что теперь навыки танкиста Мурад проявит в полной мере. «КамАЗ» разрезал ночной воздух со свистом артиллерийского снаряда и летел, не замечая колдобин.

На въезде в небольшой придорожный поселок располагался стационарный пункт дорожной полиции. Заметив издали приближавшуюся машину, на шоссе, помахивая светящимся жезлом, вышел капитан Оразалиев, строгий служака и образцовый взяточник. Чуть позади него остались стоять два рядовых милиционера.

— Остановимся? — спросил Андрей, заметив инспектора.

— Мы что, сдурели? — не понял Мурад. — Покорность — расточитель удачи.

— Тогда я их пугну. А ты сбавь скорость и держи ровнее.

Андрей поднял автомат с колен, сдвинул флажок переводчика на стрельбу очередями и приблизил ствол к ветровому стеклу.

Капитан Оразалиев почувствовал опасность слишком поздно. Подвела въевшаяся в кровь начальственная беспечность. Ежедневно ему приходилось останавливать десятки машин. Один вид человека в форме и при оружии делал из самого лихого лихача-водителя покорного теленка. Лицо его тут же расплывалось в угодливой улыбке, шея исправно гнулась, голова покорно опускалась.