В. В. Энгельгардт, племянник князя Потемкина (Таврического), получивший от него в наследство огромные богатства, помещиком был таким, как и все; и 98-летний старик крестьянин Маламуж, житель села Кириловки, уже в советское время рассказывал внукам:

— Как зверь лютый был пан Энгельгардт. До зари еще выходили мы на господские поля и, заливаясь потом, работали до поздней ночи…

В бедной, старой беленой хате с потемневшей соломенной крышей и черной кирпичной трубой прошло детство Тараса Шевченко. Перед хатой, «на причілку», росла яблоня с краснощекими яблоками, вокруг яблони раскинулся выращенный ловкими руками трудолюбивой Катерины цветник; у ворот стояла старая развесистая верба с засохшей уже верхушкой; за вербой приютилась клеть, а дальше, по косогору, сад, за садом — левада, за левадой — долина, поросшая вербами да калиной, с тихо журчащим ручейком, теряющимся среди густых лопухов.

В этом ручейке Тарас малышом купался, а выкупавшись, забегал в тенистый сад, падал под первой грушей или яблоней и засыпал.

Чудесная природа Украины, окружавшая Тараса, приучила его любить краски и голоса пышной земной благодати, она заронила в его детскую душу тяготение к прекрасному, отзывчивость на живописный и певучий мир цветов и песен.

«Село! О! сколько милых, очаровательных видений пробуждается в моем старом сердце при этом милом слове. Село!» — писал Шевченко спустя много лет в далекой закаспийской ссылке.

Душа ребенка рано стала рваться за пределы нищего крестьянского существования. Шести-семи-летний мальчик грезил о том, чтобы найти железные столбы, на которых держится небо, — там, за этими столбами, должно было начинаться человеческое счастье…

«Не за этой ли горой, напротив нашего старого сада, стоят железные столбы, что поддерживают небо? — спрашивал себя мальчик. — А что, если бы пойти да посмотреть, как это они его там подпирают? Пойду — ведь это недалеко», — решил Тарас однажды.

И вот отправился он прямо через леваду и долину за околицу села, прошел с полверсты полем. В поле высился огромный черный курган этих насыпей над древними могилами немало разбросано по всей Украине. Взобрался маленький Тарас на вершину кургана, чтобы поглядеть: далеко ли еще до тех железных столбов, что подпирают небо?

Стоит мальчуган на высоком кургане, и далеко видно ему кругом: во все стороны раскинулись среди зеленых садов села, белеют из темной зелени бедные, крытые соломой хатки; между деревьями выглядывает трехглавая, под белым железом церковь, в другом селе — тоже церковь виднеется, и тоже покрыта белым железом.

Задумался мальчик. «Нет, не это те железные столбы, что поддерживают небо! — размышляет он. — Сегодня, верно, уже не успею я дойти до них. Выберусь-ка я завтра вместе с Катериной: она погонит пасти коров, а я пойду прямо к железным столбам. А сегодня одурачу брата Никиту: скажу, что видел я железные столбы, что подпирают небо…»

И, скатившись кубарем с вершины кургана, Тарас пошел по дороге, не оглядываясь.

Уже вечерело, когда встретился мальчугану чумацкий обоз и чумаки остановили его:

— Ты куда, парубок, направляешься?

— Да домой же.

— А где твой дом, дружище?

— Да в Кириловке ж.

— Так что же ты плетешься назад, из Кириловки в Моринцы?

— Я не в Моринцы иду, а в Кириловку, — упорствовал мальчик.

— Ну, коль в Кириловку, так садись на арбу, товарищ, мы тебя довезем до самого дома.

Посадили Тараса на передок чумацкой телеги, дали ему в руки кнут. А как только въехали в село да завидел он свою хату, возвышавшуюся на пригорке, так и закричал:

— Вон, вон наша хата!

— Ну, раз ты уже видишь свою хату, приятель, значит ступай с богом домой! — сказали чумаки.

Сняли мальчика с телеги, и он опрометью бросился на пригорок, к хате.

Над левадой, над садом сгустились уже синеватые южные сумерки; из долины тянуло прохладной сыростью…

А в хате Григория Шевченко было неспокойно: маленький Тарас не явился к ужину, где-то запропал; как ни кликала его Катерина, как ни искали его повсюду — исчез хлопец, да и все тут!

На дворе, возле хаты, на зеленой мураве сидела и ужинала вся семья. Лишь Катерина от волнения не могла есть, кусок не лез ей в горло; она стояла у калитки, подперев голову рукой, и все высматривала — не покажется ли загулявшийся сорванец.

И только появилась белокурая головка над перелазом, Катерина радостно закричала:

— Пришел! Пришел! — и, бросившись к брату, схватила его на руки, понесла через двор к хате, усадила в кружок ужинавших. — Садись ужинать, гуляка!

После ужина, укладывая мальчугана спать, Катерина целовала его: