Спутник его — Владимир, в чине капитана, оказался как раз тем самым войсковым фельдшером.

Друзья тут же разлили принесённую бутылку коньяку и заговорили «за жизнь» наводящими нейтральными вопросами.

— Что, Ваньку пришли спасать? — оборвал я их дипломатию.

— Не Ваньку, а себя, — грустно сказал фельдшер.

— Слушай, — на хрена тебе эта расписка? Отдай нам! — сказал Олег.

— Не у вас взял! — отвечал я.

— Иван — он и есть Иван — дурак, другого Татьяне надо было.

— Ну, уж, конечно, такого красавца, как ты!

— Да Танька баба ничего, — как-то грустновато заметил фельдшер.

Я подумал, что Татьяна была для фельдшера предметом, отнюдь, не абстрактного вожделения, её прелести он изучил, когда пришлось лечить.

— Вот что, ребята, расписку не отдам. За себя не бойтесь — командиру не предъявлю.

«Ребята» немного замялись, похоже, что у них зачесались кулаки, но, сообразив, что это приведёт только к лишним неприятностям, удалились.

Подруга пробудила меня, весело шлёпнув букетом прямо по лицу.

— О чём задумался Ермак?

— Да так. Природа! — не признался я.

— Я ж говорила: чудное место!

Я вырвал букет из её рук и хотел отхлестать по заднице за утреннюю провокацию, но она увернулась и побежала, потом изловчилась и выхватила у меня цветы.

Так мы гонялись друг за другом по жёлтому песку, как маленькие дети. Лариса, вдруг, коварно подставила мне подножку, я упал спиной на пляж, а она со смехом стала забрасывать золотистыми горстями песка всё моё тело, оставив незакрытой только голову. Пока я отдыхивался от бега, труженица навалила сверху на меня огромную кучу, сразу даже не выбраться. Наконец, тоже приустав, игрунья сбросила плавки и уселась на горку из песка на моей груди.

— Ты в моей власти. Хочешь подняться из могилы, заставь меня кончить языком.

— Беспутная! — прошептал я, — могут увидеть с берега.

— Разве это не чудная картинка! — захохотала плутовка и придвинулась к моему подбородку, пощекотав нос волосистым лобком, источающим благовонный запах.

Картинка, во всяком случае, для меня, была действительно чудной. Розовые, сочные, выступающие завитушками, половые губы.

— Княгиня, княгиня! — шептал я про себя, познав к тому времени классификацию женских половых органов.

Яркое солнце светило прямо в раскрытое её пальцами рубиновое влагалище, блестела перламутром слизистая оболочка, в глубине притягательной розочкой светилась матка с узенькой щёлкой нерожавшей девушки, а маленький бугор клитора вспух от желания, хотя я не прикоснулся ещё к нему языком.

«И я появился на свет из такой же божественной колыбели», — промелькнуло в голове, — «как же могу я не стремиться к своей родине»!

Я приподнял голову, но оказался стеснён в движениях. Лариса сама перескочила на мой рот, запечатав его влажной плотью. Мой язык начал судорожно вылизывать её внутреннюю поверхность. Когда я вдавился кончиком до щелки матки и потом перескочил на вздувшуюся головку клитора, девушка вскрикнула и задёргалась.

«О! — ты испытываешь неведомый раньше тебе вагинальный оргазм, мы сделали с тобой ещё один шаг вперёд», — восхитился я.

— Хочу, хочу кончить! Но не могу! — задыхалась нимфоманка.

— Не всё сразу! — прохрипел я внутрь влагалища и осторожно впился зубами в её клитор.

Осторожность оказалась излишней, девушка закричала:

— Кусай, кусай меня больнее!

Она залила мне бурным соком весь рот, это был первый и единственный раз в жизни, когда я глотал от женщины любовный секрет.

А я бурно кончил, тоже впервые в жизни, не прибегая к стимуляции полового члена.

И в момент оргазма снова увидел в воспалённом мозгу абсолютно прекрасное лицо твари, с искажённой от страсти гримасой, посетившей нас в половом экстазе после экзекуции шампанского в груди оторвы.

Мы вернулись в лагерь. Я всмотрелся из-за кустов, родители ещё не появились.

— Да они уехали в Волгодонск за продуктами, мать вчера говорила, — вспомнила Лариса.

В моём бауле оставалась последняя бутылка коньяка.

Я разлил по чашкам.

— Всё равно мне придётся покинуть вас, — опрокинул я чашку в рот, — не смогу быть рядом с матерью, я, ведь, не женщина — подлизываться, да и она не пойдёт на попятную.

— Пойдёт, уговорю! — беззаботно проглотила девушка коньяк, — но упрямая она, стерва!

Время до вечера пролетело незаметно, мы рано легли спать, отуманенные благородным напитком.

Проснулся я от шума снаружи.

— Как врежу тебе сейчас, чтоб не хватался! — услышал я свирепый голос Владимира.