Шрифт:
Грустно читать приказ Верховного главноком[андующ]его от 30 апреля за № 321, объявляющий о высочайшем даровании ему «Георгиевского оружия, украшенного бриллиантами с надписью “За освобождение Червонной Руси”». Из Львова уже идет усиленная эвакуация…
Ужасную вещь по неожиданности мне пришлось услышать сегодня в разговоре за обедом с почтеннейшим профессором стратегии в Никол[аевской] академии Генер[ального] штаба полковником А.А. Незнамовым [464] : на мое к нему обращение, что-де вот, А[лександр] Александрович], вам теперь будет богатый материал для поучения своей аудитории касательно всех операций текущей войны, он мне с сокрушенным сердцем ответил, что научнокритическому разбору эти операции подвергать будет совершенно невозможно по цензурным условиям; а когда я наивно-удивленно спросил его, да как же будет писаться правдивая история наших военных действий, ч[то]б[ы] избегать на будущее время сделанных, может быть, нами ошибок, он отвечал: «Да так, как пишут теперь в газетах». О Боже мой, да неужели это так?! Берет жуть и отчаяние за судьбу России…
464
Незнамов Александр Александрович (1872–1928) — в 1904–1905 гг. занимал должность старшего адъютанта штаба 35-й пехотной дивизии, в которой служил В.П. Кравков. Генерал-майор (1915), командир 102-го пехотного Вятского полка, в 1916–1917 гг. занимал должность генерал-квартирмейстера штаба 7-й армии, с мая по август 1917 г. — ид. начальника штаба 7-й армии. В советское время — профессор Академии Генштаба РККА.
3-й Сибирский корпус у нас из армии убирается, на место его становится 34-й армейский. Формируется штаб 13-й армии, куда отойдет теперешний северный район нашей армии. Не без тревоги надо взирать на Финляндию… […]
24 мая. […] Положение наше в Галиции продолжает быть паршивым, и Львову, очевидно, несдобровать [465] . […]
25 мая. Погода держится хорошая. Штабные и все воинство в Гродно развлекаются себе кинематограф[ом], цирком, усиленным флиртом, картами… […] Дежурный генерал Жнов, георгиевский кавалер на теплом местечке, проявляет большую осведомленность по личному составу находящихся в Гродно баб, чем по своим прямым обязанностям, вся тяжесть коих возложена им на верных рыцарей пера, ему же остается одно подписывание; ему очень завидует наш «храбрый» полковник, всячески стараясь поставить себя по отношению к санитарн[ому] отделу тоже в роль лишь шефа. […]
465
«Так кончится пир наш бедою…» — (Примеч. автора.)
26 мая. Господь послал нам еще утешение в лице новых союзников: Республика Сан-Марино объявила войну Германии и Австро-Венгрии, выставивши армию из 8 рот по 150 человек в каждой! Наша 10-я армия разделяется: северный район за Неманом переходит в формирующуюся 13-ю армию. […]
27 мая. […] По соседству с нашей за Неманом будет сформирована не 13-я армия, а 5-я.
Союзники наши пока только все показывают лишь кулаки тевтонам, суля лишь впереди всякие для них страсти; теперь же лишь «успешно продвигаются», стоя на месте и крича на весь мир, что-де заняли при продвижении или такой-то усадьбы, или подстрелили у неприятеля пушку!! Официальный наш военный орган — «Русский инвалид» — успокаивает и утешает нас, что-де очищение Перемышля нельзя считать успехом стратегии противника, а только их тактики! «У вас очень сильно разболелся запломбированный зуб? Но это — ничего-ничего, боль отраженная!!» […]
28 мая. […] Идут наикровопролитнейшие бои в Галиции, а официальные телеграммы из трофеев только и могут похвастаться, что «нами взято 300 пленных и 2 пулемета»! Вообще официальная часть не у нас лишь, но и у союзников могла бы служить благодарной темой для Джерома Джерома или Марка Твена [466] .
Идет нервная работа по снабжению войск против нового элемента борьбы — удушающих газов.
[…] Высочайшим приказом от 3 мая награжден орденом Св. Анны 1-й степени. Послал, ч[то]б[ы] порадовать этим, письма моим ребятам [467] . […]
466
А то вот в «Огоньке» № 21«Герои и жертвы Отечественной войны» представлен портрет и нашего подполковника Комаревского — «контуженного» из категории шантанных рыцарей! — (Примеч. автора.)
467
Не будь у меня ребят — зачем мне и ордена, и чины?! — (Примеч. автора.)
30 мая. Хоть нек[ото]рое облегчение: в боях на Днестре нами взято до 6 тысяч германц[ев] и австрийц[ев], 17 орудий, 49 пулеметов и 188 офицер[ов]! А все-таки, я вижу, не удержать нам Львова! […]
31 мая. […] Был в госпитале гродненском, разговорился с коллегами; слезные жалобы их на засилье от офицерства, поступающего] к ним на лечение: масса претензий со стороны его, писание кляуз, безграничные требования, самовольные экскурсии из госпиталя по кинематографам и увеселительн[ым] местам, стремление к скорейшей эвакуации, масса лодырей. Наше «гонимое племя», т.е. врачи, не знают, как только ублажить сынов Марса, кормят их до отвалу; в происходящих конфликтах все это хамье находит соответствующую поддержку в представителях военной диктатуры, смотрящих на врачебный персонал прямо как на паршивую прислугу… Среди больных и раненых слышится уже ропот на большие жертвы и нулевые успехи нашего оружия — ропот и на начальство [468] , и на Бога, отрицательное отношение к религии… Начинается зловещее брожение… […]
468
Охотничья собака неохотно бежит за незадачливым охотником!.. — (Примеч. автора.)
ИЮНЬ
1 июня. […] Между строк официальных телеграмм — в Галиции дела наши прескверны; в Риго-Шавельском же районе, вообще на нашем правом фланге надо ожидать к[акого]-либо сюрприза; Вильгельм — в Тильзите. […]
2 июня. Погода хмурая, небольшой перемежающийся дождь.
Немцы поперли на Олиту [469] и Прены [470] . Не демонстрация ли? […] Глухие слухи бродят о покушении на жизнь [великого князя] Николая Николаев[ич]а. Помилуй Бог! В нем я не вижу какого-н[и]б[удь] стратегического гения, но он незаменимо нужен сейчас как командное лицо с непреклонной крепкой волей и независимым абсолютно поведением, стоящее выше всех пресмыкательств, мелких происков и мышиных устремлений к урыванию «жареного». […]
469
Олита — местечко Кальварийского уезда Сувалкской губернии, ныне город Алитус, административный центр Алитусского уезда (Литва).
470
Станция Шестаково (у Сейн) эвакуирована; более тысячи раненых транспортировано] на Олиту. — (Примеч. автора.) Прены — город в Мариампольском уезде Сувалкской губернии, ныне Пренай в Каунасском уезде (Литва). Шестаково (Шестаков) — деревня Кальварийского уезда Сувалкской губернии, ныне Шяштокай в Алитусском уезде (Литва).
3 июня. Дождь. По нашим агентурным сведениям, в Занеманский край — к Тильзиту — замечено движение больших обозов, множество всевозможного калибра пушек, едут будто бы и сам Вильгельм с Гинденбургом. Мы все пятимся («лихо») раком; немцы же, как бы завороженные «разрыв-травой», продолжают себе методически, с чувством, толком и расстановкой вести наступление, последовательно отхватывая у нас территорию за территорией. […]
4 июня. На фронте нашей армии — ничего значительного. Говорят, что две дружины наших сдались в плен; […]
Встретившись за обедом, командующий поздравлял меня с получением ордена [Св.] Анны 1-й степени, будучи осведомленным об этом из агентских телеграмм из Петербурга. Всегда он ровен, покоен, ласков и обходителен. Нравится мне в нем философский склад мысли и вера в тайно образующиеся силы, к[ото]рыми многое делается независимо от человеческой воли…
Происшедший скандал с капитаном Пономаренко, к[ото]рому, как с известными повадками кувшину, суждено теперь сломить свою буйную головушку, так как дело пахнет судом: уличен в мародерстве, выразившемся в принудительном отобрании у партии пленных немецких марок, за к[ото]рые расплатился по минимальному тарифу (за марку — 15 коп[еек]!). Случись что-н[и]б[удь] подобное — и даже совсем не подобное — с врачом, — к нему применены были бы все строгости закона, но здесь свой человек — офицер, и дело, вероятно, наш импульсивный полковник постарается замять. Посмотрим! […]