Шрифт:
– Это почему же?
– Подлые они. Лживые. И ядовитые, как змеи. И вот странно, говорят, мол магами только мужики становятся. А по мне, так баба магом стать должна.
– Скажешь тоже… У бабы мозгов не хватит. Она только пищать и браниться может. И беды на плечи людские складывать. Вот бывает… влюбится хороший человек в бабу, а ты гоняйся за ней по всему свету… – Креатин вдруг осёкся и нахохлился. – А вообще, без них лучше.
– Ну… не скажи.
– Чё? – насторожился юнец.
– Чё – чё! – расплылся в ответ Косарь. – Лобызаться‑то хочется! Особливо, когда с языком…
Ну погоди, зараза. Я тебе эти посиделки ещё припомню. А ведь с виду такой приличный парень. Честный, преданный! Может я действительно в тебя влюбиться собралась, а ты устроил тут… вечер сказок.
И дружок твой простыми извинениями не отделается. Он ведь только прикидывается дурачком, а сам посмышлёнее тебя будет. Гад малолетний. Хорёк! Развёл деревенского верзилу на откровения!
Ох, устрою я вам. Прям с утра и начну. Вы ещё попляшете! Вы ещё прощения простить будете! И не только у меня, у всего бабьего рода!
Глава 15
На смену довольно забавному вечеру пришла очень беспокойная ночь. Меня терзали кошмары: снились Натка, Мария Петровна, родители. Всклокоченная блондинка, злобно выезжающая из автосалона на новеньком, уже желтом, «Феррари». Почему‑то привиделся вешенский староста и мой недавний пациент Рогор.
После приснился скрюченный костяной палец и улыбчивый беззубый череп. Я в ужасе таращилась на эти мощи, а в груди, вопреки здравому смыслу, разливалось чувство радости. Там, во сне, что‑то подсказывало – если бы сняла колечко с пальца, померла бы на месте, меня проверяли на честность. Ловушка в тайнике – тоже проверка, на благоразумие. Зато теперь кольцо действительно принадлежит мне, и зла не причинит, если не сделаю ничего, что противоречит совести.
А ближе к рассвету, в голове прогремел незнакомый голос:
– Ну что там у тебя?
Я вздрогнула, насторожилась. Начала сочинять ответ – рассказывать об истинном положении дел, о том, как сильно хочу вернуться домой, совсем не хотелось. Врать – тоже. Нужно сказать что‑нибудь нейтральное…
Но не успела я раскрыть рот, как меня захлестнула волна грусти. Чужой грусти!
– Не молчи. И не скули! – приказал голос.
– Я… Я… В та – акой дыре, – печально ответил второй.
– Что значит «в дыре»? Тебя пленили? В яму посадили?
– Ну…
– Не мямли. Объясни, что случилось!
– Мы в пещерах прячемся. Тут ни помыться, ни поесть нормально…
– Да что ты несёшь, кретин? Говори по делу. Что с девчонкой?
– Что с ней станется? – отозвался второй. Я, наконец, узнала его.
Первый зарычал. Я почувствовала его негодование. Будь обладатель голоса рядом, непременно вцепился бы в глотку. В подтверждение, он зашипел:
– Креатин, я тебя задушу… Говори же!
– С девчонкой всё в порядке. Жива, здорова, помирать не собирается. От торговца она сама сбежала, раскусила его. Мы встретили, теперь скрываемся.
– От кого?
– От торговца, от властей Ремвида, ну и… от вас.
Короткий, удивлённый смешок первого. Недовольное сопение Креатина. Кажется, юноша рассчитывал на благосклонность собеседника, на сочувствие.
– Тебя ещё не раскусили?
– Нет. Я притворяюсь дурачком, как и договаривались, – слова прозвучали грустно.
– Притворяешься? – собеседник Креатина искренне развеселился, а тот попытался увести разговор в другое, более выгодное русло:
– Для них я «свой». Деревенский, тот, который Косарь, верит абсолютно. Он меня не выгонит, даже если девчонка попросит. А она… Знаешь, она не так проста.
– Кто бы сомневался.
Собеседник Креатина тяжело вздохнул. Я почувствовала волну презрения, недоверия и грусти.
– Покажи где вы, – приказал он.
Меня подбросило вверх. Перед глазами появился рисунок, на котором легко узнала Малые горы, ведущую к ним тропу, тракт. После на картинке проступили леса и поля, сёла и деревни. Дороги превратились в слаженную паутину, в одном из узлов которой, мигали красные огоньки. Никто не пояснил, но я точно знала: эти огоньки – один из горанских отрядов.
– До вас полдня пути, – заключил собеседник Креатина. – Сможешь удержать эту парочку до полудня?
– Конечно. Они и не собираются уходить.
– Ладно, так и доложу главнокомандующему. Думаю, он не станет откладывать встречу. Так что к обеду жди.
От этих слов сердце в груди споткнулось, к горлу подкатила дурнота. А Креатин задал новый вопрос:
– Как он?
Собеседник явно не желал обсуждать эту тему, но всё‑таки ответил:
– Хуже. Извёлся. Только о девке и думает. Пока не сцапает, не успокоится. Жалеет, что не сам за ней поехал, а тебя отправил. Но не признаётся, конечно.