— Я смог бы защитить вас.

Я поглядел ему в глаза и сказал:

— Нет, не обманывайте себя. Вы можете действовать лишь легальным образом, а те, которым не понравится мое вмешательство, могут прибегнуть к несколько иным приемам… Они даже были бы правы, поскольку предостерегли меня.

— Я в этом не разбираюсь. Думаю, что вы преувеличиваете. Где же он, этот Бисли?

Флинн тревожился все больше: его охватывал отчаянный страх за судьбу дочери.

«Он ее больше не увидит, — думал я. — Они в Штатах не занимаются шантажом и киднэппингом, а если б они и пошли на это, если б сказали ему, что дочь будет у них заложницей, и если б Флинн даже согласился на их условия, все равно они не дали бы ей вернуться к отцу, потому что ей пришлось бы возвращаться из какого-то места, где ее Держали, и от людей, которых она запомнит. Все равно, были они в маске или без маски — это следы, следы, которых нам хватило бы, а они ведь не оставляют следов.

Флинн сам сказал, что они не оставляют никаких следов, только трупы…»

Вошел майор Бисли. Почтительно поздоровался с Флинном, потом обратился ко мне:

— Это ты сказал, что звонить надо ко мне?

— Да.

Бисли повернулся к Флинну.

— Как это случилось?

Флинн еще раз повторил все, о чем я уже знал. Я тут был уже не нужен. Я попрощался с обоими и поехал домой.

— Мистер де ла Маса, — сказал Мерфи, — вы можете мне сказать, как обстоит дело с этим стариком на носилках?

Они летели над Багамскими островами. Справа проступили из туманной дымки массивы Андроса.

— Стариком? Почем вы знаете, может, он молодой человек, даже моложе вас?

— Я его не видел. Но такая беспомощная рухлядь на носилках всегда связывается у меня со старостью. Вы знаете, Октавио, меня это вовсе не касается, но как-никак стоит знать, что за балласт тащишь с собой.

— Выравняйте курс на Грэйт Инагуа, это как раз то, что вам нужно знать.

— Я лечу на Баракоа, как вы мне сказали.

— Держите на Грэйт Инагуа. И запомните, что у того, на носилках, рак горла. Ему сделали операцию в Нью-Йорке, но у него теперь несколько метастазов. Там, куда мы летим, есть знахарь из секты Боду; этот знахарь его вытащит из беды.

Мерфи проверил координаты. Они летели теперь на Грэйт Инагуа.

— Рак горла — это что, в переносном смысле? — спросил он. — Вы хотели сказать, что парень слишком много разговаривал и потому у него заболело горло?

— Мерфи, я ничего не говорю в переносном смысле. Я не знаю, откуда берется рак горла. Пока я заметил, что именно вы слишком много говорите. Что вас может интересовать, кроме платы за такую работу? Не стоит совать нос туда, где может и дыхание перехватить.

— Это чисто спортивный интерес. Я начитался в юности всяких историй о гангстерах и шпионах. Мне всегда казалось, что я один из тех энергичных американских ребят, которые либо ловят преступников, либо сами преступники, но такие, которых никто поймать не может. Я не думал о том, действуют они во имя закона или против закона: меня интересовали те, кто сильнее и умнее своих противников.

— Это мне нравится, Мерфи. В данном случае вы работаете на тех, кто сильнее и умнее. Об остальном не беспокойтесь. Когда мы приземлимся, вы ни о чем не спрашивайте и забудьте об этом человеке на носилках. Nada mas, — добавил он, — это все.

— Si, naturalemente, — сказал Мерфи, — да, разумеется.

— Le agradecera infinito… — ответил де ла Маса, — буду вам весьма обязан. Если вам захотят что-либо сообщить, сделают это без вопросов. Если нет, то все вопросы ни к чему не приведут.

«Да, — подумал Мерфи, — все вопросы могут ни к чему не привести». Он вспомнил Марту и ее нейлоновый полупрозрачный халатик, в котором она по вечерам входила в его комнату. Он задал ей сто вопросов, и на все она ответила, а все же не ответила на самый важный.

Сколько первоклассных девушек в этом проклятом мире, а он уцепился именно за эту одну! Господи, что с человеком творится, когда он забывает, что есть и другие первоклассные девушки! На какого дьявола все эти штуки, если потом мучаешься, уснуть не можешь и проживаешь последние деньги? «Боже ты мой, ну и шлюха эта Марта…» — пробормотал он чуть не вслух.

Он стиснул зубы и судорожно глотнул. Заморгал, чтобы отогнать туманную пелену, застилающую глаза, но никак не мог от нее избавиться.

— Вы нервничаете, — сказал де ла Маса. — Из-за девушки?

— А вы никогда не нервничаете? — вызывающе бросил Мерфи.

Октавио сказал:

— Мистер Мерфи, у меня не бывает неприятностей с моей девушкой. Она знает, что я сделал бы, если б имел из-за нее какие-нибудь неприятности.

— А что бы вы сделали?

— Она знает, мистер Мерфи.

14.

Я не мог заснуть. Если случилось то, что я предвидел, ответственность падает на меня — на меня и на Бисли. Можно ведь было сообразить, что они не хотят иметь никаких свидетелей и постараются уничтожить все, что связано с Галиндесом. Они боялись его книги, в которой Галиндес противопоставлял свои знания, свой гуманизм, свой моральный авторитет и глубокое чувство справедливости их варварству, их лицемерию, их звериной жестокости. Боялись потому, что мятежная мысль страшит тиранов больше, чем бунт. Против людей, даже вооруженных, у них есть танки и полицейские дубинки, но против непокоренного разума у них нет оружия.