Утром 24 февраля. Советские войска продолжают наступать в западном направлении. Пробилась к Вязьме ударная группа 33-й армии генерал-лейтенанта М. Г. Ефремова. 9-я гвардейская дивизия генерал-майора А. П. Белобородова овладевает опорным пунктом противника в деревне Гречишенки.

По данным штаба 110-й стрелковой дивизии в дер. Рожково «местное население уведено немцами, старики до 80 человек расстреляны, дети брошены в колодцы» (к. 5).

Немецкий солдат осматривает трупы местных жителей одной из уничтоженных деревень (район Вязьмы).

В течение дня 24 февраля. Партизанские соединения не дают ни минуты покоя врагу, тем самым способствуя прорыву из окружения отдельным воинским подразделениям.

Немецкий исследователь К. Рейнгардт в книге «Поворот под Москвой. Крах гитлеровской стратегии зимой 1941/42 года» утверждает, что, несмотря на все меры, принимаемые Гитлером и группой армий «Центр», использовать свои преимущества они не могли, поскольку огромную роль в этом играли партизаны.

О размахе и значении действий партизан в тылу этой группы армий ярко свидетельствует признание командующего Клюге. В докладе начальнику генштаба сухопутных войск он пишет: «… я вынужден со всей серьезностью указать на всю опасность сложившейся обстановки. Если до сих пор партизаны ограничивались действиями против тыловых коммуникаций и нападением на отдельные машины и казармы, то в настоящее время все яснее становится тенденция к созданию сплоченных соединений, которые под энергичным командованием русских офицеров, хорошо вооруженные и организованные, пытаются поставить под контроль определенные области и проводить оттуда операции более крупного значения. В связи с этим инициатива во многих местах переходит к противнику, и там, где он чувствует себя достаточно сильным, он контролирует большие области, ликвидировав в них германскую администрацию и препятствуя их хозяйственному использованию» (к. 33).

Партизанский отряд в лесу

В это же время. После окружения вражеской группировки в районе Демянска перед Северо-Западным фронтом продолжает стоять задача как можно быстрее ликвидировать ее, а затем оказать помощь Ленинградскому и Волховскому фронтам в прорыве блокады Ленинграда. Первостепенное значение приобретает фактор времени. Следовало немедленно начать разгром окруженного противника, чтобы не дать ему возможности оправиться от понесенных потерь и создать прочную круговую оборону.

Научный сотрудник Эрмитажа Н. Никулин, воевавший на Ленинградском фронте, пережитое описал в своей потрясающей по трагизму правде книге:

«Много убитых видел я на войне, но такого зрелища, как на Погостье (в пригороде Ленинграда) зимой 1942 г., видеть больше не довелось… Штабеля трупов у железной дороги выглядели зимой как заснеженные холмы, и были видны лишь тела, лежащие сверху. У самой земли лежали убитые в летнем обмундировании, в гимнастерках и ботинках. Это были жертвы зимних боев 1942 г. На них рядами лежали морские пехотинцы в бушлатах и широких брюках «клеш». Еще выше – сибиряки в полушубках и валенках, шедшие в атаку в январе 1942 г. Потом – политбойцы в ватниках и тряпичных шапках (такие шапки выдавали в блокадном Ленинграде). Здесь смешались трупы солдат многих дивизий, штурмовавших железнодорожное полотно… Всю жизнь меня преследует один сон: горы трупов у железнодорожной насыпи. Самое страшное, что этот сон продолжается и становится явью. Говорят, что война не закончена, пока не будет похоронен последний павший на ней солдат» (к. 47).

Воинкое захоронение в дер. Погостье

В этот же период. Ужас голода охватывает жителей Ленинграда. Академик Дмитрий Лихачев вспоминал: «Люди ели дуранду – фуражный корм для скота. Ели столярный клей. В клей клали сухие коренья и ели с уксусом и горчицей. Тогда можно было как-то проглотить. В институте в то время я ел дрожжевой суп. Делался он так: заставляли бродить массу воды с опилками. Получалась вонючая жидкость, но в ней были белки, спасительные для людей.

Однако даже такой суррогат пищи можно было получить только по карточкам. Многие сотрудники карточек не получали и приходили… лизать тарелки. Лизал тарелки и милый старик, переводчик с французского и на французский Яков Максимович Каплан.

Многие научные сотрудники бессмысленно погибли в Кировской добровольной дивизии, необученной и безоружной. Еще больше погибло от бессмысленных увольнений. На уволенных карточек не давали. Вымерли все этнографы. Сильно пострадали библиотекари, умерло много математиков – молодых и талантливых.

Но зоологи сохранились: многие умели охотиться… На Лахтинской улице было раньше много голубей. Мы видели, как их ловили. Павловские собаки в Физиологическом институте тоже были все съедены.

Появились специфические движения пальцев, по которому ленинградцы узнавали друг друга в эвакуации: хлебные крошки на столе придавливали пальцами, чтобы они прилипли к ним, и отправляли эти частицы пищи в рот. Просто немыслимо было оставлять хлебные крошки. Тарелки вылизывались, хотя «суп», который в них ели, был совершенно жидким, без жира: боялись, что останется жиринка («жиринка» – это ленинградское слово тех лет, как и «довесочек»). Тогда-то у нас на подоконнике и умерла от истощения мышь…».