/Имеется в виду постановление ЦИК и Совнаркома СССР от 21 октября 1927 г. «О дополнительных льготах крестьянству по единому сельхозналогу», изданное в развитие статей манифеста ЦИК СССР от 15 октября 1927 г. по поводу освобождения от сельхозналога в 1927/28 г. 35 % крестьянских хозяйств и снятия задолженности и недоимок с маломощных крестьянских хозяйств (см. «Правду» от 22 октября 1927 г.). — Ред. /

ОППОЗИЦИЯ ПЕРЕШЛА ВСЕ ГРАНИЦЫ В СВОЕЙ БОРЬБЕ ПРОТИВ ЦК, ПРОТИВ ПАРТИИ

Теперь последний и самый острый раздел моего доклада — это положение внутри нашей партии, положение, по поводу которого, конечно, каждый из вас в достаточной степени осведомлен, достаточно подумал и определенным образом на это дело реагирует.

Не буду характеризовать всего того, что у нас происходило и происходит. Думаю, что достаточно остановиться только на важнейшем. Напомню вам случай в нашей партии, когда один из представителей оппозиции — Лашевич — пошел решать наши партийные споры в лес. Это было не так давно, но вспомните, каким громом раздалось это во всей нашей миллионной партии. А что сейчас? Если сейчас Бакаев или Зиновьев сообщат, что позавчера были в лесу около наших пригородов и там решали партийные вопросы, то теперь это покажется совершенным пустяком. Ведь они уже пошли на улицу, на демонстрации! После решения Центрального Комитета партии они в Москве пытались устроить демонстрацию около Почтамта и у какого-то театра по поводу исключения из ЦК Троцкого и Зиновьева. (Бакаев: «Пустяк!») Бакаев говорит «пустяк», ему все пустяк. (Смех.) Что такое демонстрация? Это ровным счетом ничего не значит! Демонстрации мы уже перешагнули, теперь занимаемся организацией нелегальных типографий и даже привыкаем к этому помаленьку. После того как в Москве открыли квалифицированную типографию с линотипами и т. д., у нас оказалась группа человек в шестнадцать (об этом вы услышите в отчете контрольной комиссии), из которых 99 % беспартийных, которая занималась печатанием кустарным способом. ДОПЕЛИ ДО таких приемов, которые наша партия допустить не может и не допустит. И после этого приходят и говорят нам — и не только нам, но и всем коммунистическим партиям, и даже за пределами этих партий — о том, какие мы — большинство ЦК и подавляющее большинство нашей партии — какие мы изверги рода человеческого, мы-де так их сжали, ну, буквально дышать нельзя. Типография — это, говорят они, пустяки, демонстрации — пустяки, что бы ни было — все пустяки. Я уже не говорю о той дискредитации, которая идет в разных шпаргалках, на собраниях и т. д. Все время они ссылаются на то, что при Ленине было не так. Я тоже думаю, что при Ленине так не было.

Если кто помнит, товарищи, X съезд нашей партии, если вы помните борьбу Ленина с «рабочей оппозицией», если вы все помните историю вопроса об исключении из партии Шляпникова, — было ли что-нибудь похожее в партии на то, что есть сейчас? Ничего похожего не было. Действительно верно, такого положения в партии, как сейчас, никогда не было.

Теперь у них новый конек. Они и сегодня начали заседание с того, что надо-де обсудить, как мы подготовимся к предстоящему съезду нашей партии. После той дискуссии, которая была перед X съездом партии, Ленин говорил (прочтите протоколы съезда):

«… я мог только осторожно сказать, что едва ли многие из вас не оценят эту дискуссию, как непомерную роскошь. От себя же лично я не могу не добавить, что, на мой взгляд, эта роскошь была действительно совершенно непозволительной; допустив такую дискуссию, мы, несомненно, сделали ошибку…» /Ленин, т. XXVI, стр. 208./ Товарищи, было ли что-нибудь похожее на то, что сейчас у нас происходит? И то Ленин считал это совершенно недопустимым. На том же съезде Ленин говорил: «Троцкий меня упрекал на дискуссии в Большом театре перед ответственными работниками в том, что я срывал дискуссию. Это я зачисляю себе в комплимент: я старался сорвать дискуссию в том виде, как она пошла, потому что такое выступление перед тяжелой весной было вредно. Это только слепым было не видно» 1. Можно еще привести ряд подобных выдержек. Вот, товарищи, как расценивал Ленин то, что было тогда в партии. Но разве спор шел тогда о том, о чем мы с вами спорим сейчас? Разве такие вопросы стояли? И теперь, особенно при тех внешних опасностях, которые у нас сейчас, несомненно, очень велики, мы не можем допустить такой роскоши, как дискуссия, которую нам хотят навязать. Если перед X съездом партии нужно было быть слепым, то сейчас нужно быть вдвойне слепым, чтобы не видеть того, что происходит. Теперь уже забыли всякие нормы и всякие формы обсуждения этих «спорных» вопросов. У них есть и такие аргументы: партия до сих пор ничего не знает, партия в неведении; если партия узнает всю правду, то тогда, конечно, решит и т. д. Товарищи, надо быть слепым, чтобы не видеть, что наша партия не умерла, что наша партия живет, мыслит и действует; она безусловно знает и отдает себе отчет в том, куда она идет и какие задачи разрешает. Вам, конечно, придется до съезда прочитать много различных документов. Самый популярный из них — это знаменитая платформа оппозиции, которая состоит из многих глав и страниц. Ваше внимание я обращаю на последнюю часть платформы, которая озаглавлена «Основные выводы из платформы». В этих основных выводах сформулированы все разногласия, которые, по мнению оппозиции, существуют между нею и большинством партии. Оппозиция обвиняет партию и ЦК в том, что ЦК готов признать долги, что ЦК собирается более или менее ликвидировать монополию внешней торговли, что он собирается уйти из Китая и вообще из стран, в которых возможны национальные революции, ЦК нашей партии думает будто бы еще несколько расширить тот нэп, который у нас существует.

Вот четыре основных линии, которые якобы намечает ЦК нашей партии.

Подумайте, если всерьез у нас имеются такие разногласия, если ЦК партии готов признать, уже признал долги, — не сказано какие, очевидно, всякие, — если мы сейчас уходим из Китая и готовы уйти из всякой страны, где хоть сколько-нибудь теплится революционное движение, если мы готовы еще больше расширить нэп, если мы готовы разменять на мелкую монету нашу монополию внешней торговли, то, конечно, если все это реализовать, — это гибель Советской власти, это совершенно ясно и понятно. Но во всеуслышание предъявить такие обвинения не так просто. Если действительно ЦК доигрался до того, что готов сдать Советскую власть и диктатуру рабочего класса, то я удивляюсь скромности наших оппозиционеров: я бы давным-давно с оружием в руках боролся против такого ЦК. Если сидящие здесь после речи Бакаева убедились, что ЦК сдает командные высоты, как, например, монополию внешней торговли, если мы сейчас уходим из Китая и готовы бросить на произвол судьбы любое национально-революционное движение, если мы готовы расчищать новые горизонты для наших нэпманов и еще совершить ряд подобных грехопадений, то встает вопрос: остается ли у нас хотя бы одна командная высота? Конечно, нет! И после этого можно ограничиваться только. . нелегальной типографией? Это же, товарищи, чепуха! Последователи наших оппозиционеров в Западной Европе ставят вопрос иначе. Они ставят вопрос об июльских днях, вслух, товарищи, открыто об этом говорят, говорят о том, что мы с вами до такой степени переродились, что дело идет уже о спасении диктатуры рабочего класса, Советской власти, что положение приняло такую острую форму, что июльские дни в канун десятилетия Октябрьской революции уже налицо. Если, товарищи, кто-нибудь, в том числе и Бакаев, будет это отрицать, то я скажу на это, что у нас в ЦК есть документы.

Между прочим, на этом и предыдущем пленуме мы несколько раз задавали оппозиции, троцкистам, вопрос: каково ваше отношение к группе Сапронова? До сих пор мы не имеем от них ни одного документа, где бы они сказали, что они считают работу группы Сапронова контрреволюционной. Можно, товарищи, в пылу полемики оскорбить того или иного товарища, это не так уж страшно большевикам. Но написать в спокойной обстановке такой документик, что ЦК партии готовит переворот, в котором страдающими окажутся рабочий класс и крестьянская беднота, это значит заехать из нашей партии туда, откуда вернуться уже нельзя. Так у нас обстоит дело, и когда сейчас мы ведем разговоры с оппозиционерами и говорим: посмотрите, куда вы дошли, — тогда они кричат о тех репрессиях, которые ЦК применяет к отдельным лицам, скажем, к организаторам типографий, и прочее. Когда таких людей выводят из партии, они кричат о «небывалом режиме» в партии, кричат «караул» на весь мир.

ВОКРУГ ОППОЗИЦИИ ОРГАНИЗУЕТСЯ ТРЕТЬЯ СИЛА

Но надо помнить, что опасно в той драке, которая идет сейчас, — опасно не то, что есть в нашей партии крыло, которое так далеко зашло в своей оппозиционности, а опасно другое, опасно то, что всегда во время внутрипартийной драки неизбежно пробуждается третья сила в нашей стране и третья сила вне нашей страны. Можно, товарищи, без всякого преувеличения сказать, что тот нажим, который сейчас на нас производится иностранными империалистами, в значительной степени обусловливается внутрипартийной дракой, которая сейчас происходит. (Голоса: «Правильно!»)

Надо быть Болдуину или Бриану последними дураками, чтобы таким моментом не воспользоваться. Надо быть чудаками, чтобы не воспользоваться этими трещинами и не выступить в качестве третьей силы.

Возьмем, товарищи, хотя бы документ, который написан не Сапроновым, а, если не ошибаюсь, Зиновьевым, в котором трактовался вопрос об опасностях войны. В одном месте этого документа говорилось, что, действительно, опасность войны наблюдается и прочее. Но вот когда приблизится момент войны, то — написано там — каждый рабочий, каждый батрак и бедняк спросит: какая война, во имя чего будет вестись эта война? Если мы, товарищи, такие штуки будем пускать в оборот и если такого рода иллюстрациями будем снабжать ведущиеся уже порядочное время разговоры о термидорианстве, если к этому приснастим тезисы о Клемансо, которые с легкой — или, вернее, с тяжелой — руки Троцкого были брошены сначала в нашей партии, а теперь гуляют и за пределами ее, — после этого нечего удивляться тому, что вокруг оппозиции понемногу начинает организовываться третья сила.