А вот в отношении Гитлера – я так и не поняла: то ли Риббентроп на самом деле убедил себя в его гениальности, то ли в его случае имеет место хорошо укрепленная позиция, с которой нельзя сойти, потому что некуда.

Американский психолог Джон Гилберт, работавший в Нюрнберге с заключенными в период следствия, суда и вплоть до оглашения приговора (человек, вызывающий лично у меня огромное уважение и доверие), вспоминал такую сцену.

После судебного заседания, где были показаны документальные фильмы о нацистской Германии, в которых помимо марширующих колонн и речей Гитлера были кадры «последствий расовой политики»: горы трупов, горки детских игрушек возле крематория, чудом уцелевшие люди, похожие на скелеты, Гилберт, совершая свой обычных «обход» камер, застал Риббентропа с пылающим от возбуждения лицом и глазами, полными слез. «Проняло», – решил психолог. Как бы не так! «Разве вы не чувствуете магическую силу, исходящую от этой личности, даже с кинопленки? Разве вы сами не оказались там, в зале, подвержены ее воздействию?!» – воскликнул, обращаясь к нему Риббентроп.

Джон Гилберт, еврей, у которого погибла семья его двоюродного брата, жившая в Бельгии, молча вышел.

И мне хотелось бы на этом закончить главу, потому что одна эта сцена говорит о деградации личности Риббентропа больше десятков статей. Но в заключение я всё же остановлюсь на основополагающей идее, которой служили все фигуранты этой книги.

Вот она. Запись сделана Риббентропом в тюремной камере накануне казни:

Его кумир, Адольф Гитлер, в 1945 году по этому поводу выразился проще: «Этим …ным (непристойное слово – Е. С. ) демократам из-за океана теперь сто лет придется самим сокрушать славянскую тушу, поскольку у них не только не хватило ума помочь, но даже – терпения дождаться, когда мы доберемся до сердца этой туши и разделаем его» [13] .

Я пыталась, но так и не смогла перевести это в рифму: слишком сильным оказалось сопротивление. Все пожилые люди Германии, прошедшие гитлерюгенд, помнят это стихотворение Бальдура фон Шираха: они знали его как дважды два. Каждое утро и вечер, перед тем как сесть за стол, они произносили написанную им же рифмованную молитву:

Ширах написал несметное количество стихотворений, песен, гимнов и т. д. Человек, считавший себя ценителем и знатоком великой немецкой поэзии, энергично и плодотворно заполнял духовный мир немецкой молодежи собственными опусами, вытесняя ими образы и рифмы Гейне и Гете, из которого позаимствовал только вот это: «Молодых должна вести молодость».

Бальдур фон Ширах действительно был самым молодым из высших руководителей рейха: он родился в 1907 году. А это было важным обстоятельством, поскольку Гитлер всегда усиленно объяснялся в любви к своей молодежи, подчеркнуто уничижая собственное «прогнившее до мозга костей» поколение.

Останься Ширах только фюрером гитлерюгенда, преступность его деяний была бы подвергнута еще большему сомнению, чем это было сделано в Нюрнберге. Человечество только сейчас учится по-настоящему соблюдать и защищать права самых бесправных своих граждан – детей, поскольку это в природе родителей: считать себя правителями в собственных семьях. Так и государство – любое государство само желает воспитывать свою молодежь. А посторонние – не лезьте, говорит оно, у нас свои условия, свои традиции, свой взгляд на то, что для нее лучше.

Гитлерюгенд отнюдь не свалился с неба на головы немецкой молодежи. Он стал развитием очень немецких традиций, немецкого, «тевтонского» склада ума и чисто немецких молодежных движений – «вандерфогель» и прочих, о которых многие теперь предпочитают не вспоминать как раз из-за их перевоплощения под руководством НСДАП в уродливую форму в виде нацистского молодежного союза. Даже знаменитые американские хиппи в основной своей массе не ведали, откуда прилетели к ним вольнолюбивые, «нонконформистские» ветры, выманивая из каменных джунглей и роскошных апартаментов – на природу и свободу.

Движение «вандерфогель» (бродяги, перелетные птицы – Е. С. ), или «бродяжничество» родилось вместе с двадцатым веком в Берлине и нескольких других стремительно растущих в ту пору немецких городах. Оно сразу стало образом жизни, воплощенным протестом молодых романтических и думающих немцев, не пожелавших грудью встретить снежный ком катящихся на них условностей буржуазного общества, а предпочитавших уклониться. Эти юноши и девушки уходили из городов на вольные просторы и шли – каждый своим шагом. У «бродяг» не существовало ни сословных различий, ни подчинения в какой-либо форме, ни запретов или ограничений, ни шкалы ценностей, разве что кроме высшей оценки – «хороший товарищ». Но у них не было цели. Так что шли они, по сути, в никуда. Тогда, в начале двадцатого века, это был сугубо немецкий феномен, краем задевший Австрию и Швейцарию и чуждый остальной Европе.