Никогда не забуду ту встречу. Д-р Грин смотрел на меня с сожалением. Он говорил мне своим кротким голосом, что он не может помочь в этом случае, потому что прогнозы относительно меня неблагоприятные. Он сказал, что у меня «шизофрения» и я, очевидно, в будущем буду иметь «рецидивы». Я смотрела на него широко раскрытыми глазами и не верила. А он продолжал, что, несмотря на наличие у меня такого умственного заболевания, я все равно «приятный человек» и это останется неизменным. От этого мне не стало лучше. Если диагноз доктора Грин был верный, у меня не будет шансов на суде. Мне казалось, что он не прав. (В этот момент в памяти всплыли предостережения Бобби, но я выбросила это из головы). Нет. Здесь, должно быть ошибка.

Я выбежала из офиса и направилась прямо домой. Я звонила всем, кого знала, спрашивая, верят ли они врачу. Большинство сказало, что это бессмыслица и врач ошибается. Потом я позвонила по телефону нашей семейной докторше, надеясь, что она не согласится с приговором д-ра Грина. Вместо этого она подтвердила его.

Позднее, в ту вновь бессонную ночь, все его диагнозы подтвердились. Мысль о том, что я должна пройти сквозь кошмар рецидива способна была сокрушить сознание. Змеи, обезображенные лица, непреодолимый ужас, иглы, отвращение, все закружилось в памяти. Я не могла вынести это снова. Потом я прочитала, что часто врачи стараются припрятать такую информацию от пациентов, опасаясь самоубийства. В моем случае я просто отказалась верить.

Той ночью я заснула лишь на час, все время стараясь успокоить себя, что д-р Грин не прав.

На следующий день я пришла на работу изнуренная и растерянная. Я была очень удивленна, что мне доверили «экспресс». Но была довольна, ведь это означало, что на кассе я работала быстро и точно. Мои пальцы летали по кнопкам без нерешительности. Я считала, паковала и улыбалась. Мысль о диагнозе принуждала меня считать быстрее, паковать тщательнее и улыбаться радушнее.

Я не спала должным образом следующие несколько суток и начала худеть. Иногда я забывала помыть голову и приходила на работу растрепанная. Из последних сил я сосредоточивалась на езде в автобусе, переодевании в форму и нажатии кнопок. Я знала, что, потеряв эту работу, я потеряю все.

У меня начались галлюцинации. По какой-то непонятной причине мне стало жаль моих покупателей. Я смотрела на их лица и видела мутные слезы, которые катились из их утомленных глаз. Я думала о том, что они бедны и стараются как-то прокормить детей. Они пользовались экспрессом, потому что не могли позволить себе много продуктов. Чтобы помочь, я запаковывала половину заказа и пробивала на кассе, а остальное украдкой бросала прямо в грязные сумки. Я чувствовала себя святой.

Постоянная клиентка не поняла этого акта доброты и краем глаза я заметила, что она разговаривает с управляющим. Они пожимали плечами. Управляющий отвел меня в сторону и сказал, что я странно себя веду. Он предложил мне пойти домой и отдохнуть.

Когда я вернулась домой той ночью, моя квартира превратилась в зоопарк. Каждая частичка мебели оживала перед моими глазами. Шнуры электрической лампы превратились в змей. Круглый ковер приятных теплых цветов стал гнездом, где кишели черви. Люстра на потолке превратилась в отвратительное создание с чешуйчатыми свисающими ногами.

Я лежала на полу и наблюдала ужасные картины, которые разворачивались перед моими глазами. Призраки дрожали и танцевали. Я все время привставала, чтобы увидеть, не прячется ли кто-то за ними. Казалось, что двери ванной то открывались, то закрывались, кто-то шепотом повторял мое имя.

Я лежала внизу и старалась не поддаваться панике. Толстый деревянный пол скрипел подо мной. Я хотела вызвать скорую помощь, но сдерживалась. Я ощущала, что сама должна выйти из этого состояния.

Когда злые лица с кинжалами в руках начали появляться из-за кушетки и на потолке, я закричала. Чем больше я кричала, тем быстрее двигались лица, кружась и летая по комнате. Кровь капала из их ртов и черви висели из ноздрей. Я кричала, пока у меня не заболело горло и голос не превратился в хриплое карканье.

Тогда я молилась, сначала тихо, потом все громче и громче, чтобы заглушить бурчание голосов. В конце концов, ко мне, изможденной, пришел сон. Последнее, что я помню — мое сердце, увеличенное в тысячу раз, которое колотится в моей груди.

На следующий день я пошла на работу, но задержалась в столовой для служащих. Все выглядели по-новому, будто весь персонал сменился за 24 часа. Я не узнала никого. Это были другие лица с новыми прическами. Одна девушка спустилась ко мне по ступенькам и предложила какое-то странное блюдо.

В тот день я должна была встретиться с юристом и побежала на эту встречу, не переодевшись. Его офис находился неподалеку, но я была взволнована и заблудилась. Наконец я добралась, встретилась с ним и проговорила несколько часов, наблюдая, как у него расширялись глаза и вытягивалось лицо. Потом он отвез меня в больницу. Я говорила всю дорогу. Я все еще говорила, когда меня вели к врачу, в приемный покой и сопровождали по ступенькам вниз, до психиатрической палаты. Я говорила, пока медсестра не ввела иглу.