Для того чтобы лучше понять, как наша способность выносить моральное суждение взаимодействует с другими аспектами психики и способностью жить в обществе, мы хотим выяснить, как развиваются, сохраняются и прекращают существование осознанные и бессознательные пристрастия.

Вот простой тест для определения степени агрессивности вашего темперамента. Если бы кто-нибудь толкнул вас и сказал уходя: «Козел!» — то это лишь слегка возмутило бы вас, или же вы разразились бы ответной бранью? Если вы американец и чувствуете себя оскорбленным, готовым поколотить обидчика, вполне возможно, что вы выросли на Юге. Если вы полагаете, что это утверждение отражает мою самонадеянность и предубеждение, то вы правы лишь отчасти. В глазах многих людей Юг всегда представляется неким противоречивым соединением карикатуры на мисс Мэннэрс и утрированной мужественности — мачизма — воинственного парня, рекламирующего сигареты «Мальборо». Но исследования, тщательно проведенные социальными психологами Ричардом Низбетом и Довом Коэном, показывают, что мачизм доминирует, вызывая появление культуры чести [134] .

Вот как Низбет и Коэн объясняют культурные различия. У таких культур чести, как на американском Юге, в происхождении есть нечто общее. Они появляются тогда, когда отдельным людям приходится брать в свои руки все, что связано с правопорядком, потому что носителей официального права, которые могли бы защитить их от конкурентов, посягающих на ценные ресурсы, нет. Так возникает психология насилия. Вы можете украсть домашний скот (коров, коз, лошадей, овец), но вы не можете украсть урожай, т. е. вы, конечно, можете украсть несколько картошин или морковок, но это не то количество, которое нанесет серьезный ущерб владельцу. Культуры чести, следовательно, имеют тенденцию развиваться среди скотоводов, а не среди фермеров. Многие подобные культуры возникали на протяжении истории на разных континентах, включая такие скотоводческие племена, как индейцы зуни в Северной Америке, андалусцы в южной Испании, кабилы в Алжире, саракацаны в Греции и бедуины на Ближнем Востоке.

Колонизация Юга и Севера США выдвигает на первый план связи между ресурсами, насилием и социальными нормами. Шотландские и ирландские скотоводы осваивали Юг, а голландские и немецкие фермеры Север. Во время колонизации не было ни законов вообще, ни плохо работающих законов в частности. Поэтому скотоводы Юга придумали собственный способ защиты — закон возмездия, или lex talonis, — как средство защиты [135] своей собственности. То, что начиналось как ответ мачо на попытки завладеть его скотом, впоследствии распространилось на другие стороны жизни, в том числе и на случаи супружеской неверности. Если мужчина заставал кого-либо в кровати со своей женой — на месте преступления, — то в этой ситуации он не только мог, но и должен был защитить свою честь, убив обидчиков. Южане переняли эту культуру чести и перенесли ее на многие другие аспекты жизни.

Низбет и Коэн воспользовались этими историческими сведениями как исходным пунктом для своего исследования, в частности для экспериментов по изучению степени агрессивности, которые были описаны выше для знакомства с этой темой. Хотя различие между Севером и Югом возникло несколько столетий назад, многие думают, что Юг все еще придерживается культуры чести. Такое представление подкрепляется анализом названий городов [136] .

В названиях городов на Юге в два раза чаще, чем на Севере, можно встретить такие слова, как «ружье», «убивать» и «война» (Gun Point во Флориде, War в Западной Вирджинии), а в городах на Севере в два раза чаще, чем на Юге, встречаются названия, включающие слова «радость» и «мир» (Mount Joy в Пенсильвании, Peace Dale в Род-Айленде). Хотя в названиях городов могут присутствовать следы прошлого, эти модели все еще продолжают использоваться, что подтверждается наличием большего количества компаний на Юге, которые носят такие названия, как Warrior Electronics, Gunsmoke Kennels и Shortguns BarBQ.

Если мачизм прошлого все еще присутствует в настоящем, то южане должны бы реагировать более агрессивно, чем северяне, в тех ситуациях, когда их потенциальная честь находится в опасности, даже если они оказываются далеко от родного дома. Низбет и Коэн проверили такую вероятность, проведя эксперименты по установлению степени агрессивности с участием студентов университета Мичигана; за исключением места происхождения — Юг или Север — у всех испытуемых были одинаковые социально-экономические и этнические (белые, неиспаноговорящие, неевреи) характеристики.

В одном случае член экспериментальной группы (которого в целях эксперимента назвали «провокатором») подходил к испытуемому в узком коридоре, толкал его и либо продолжал идти своей дорогой, либо выкрикивал «Козел!», прежде чем уйти. Когда «провокатор» толкал и оскорблял южан, они проявляли большее раздражение и большую реакцию на стресс, что выражалось в увеличении содержания гормона кортизола, а также повышении уровня тестостерона — индикатора агрессивного намерения. Северяне воспринимали толчок и словесное оскорбление как шутку, и у них не было отмечено выраженного изменения уровня кортизола или тестостерона.

В другом случае один «провокатор» толкал и оскорблял испытуемого и через некоторое время появлялся другой — молодой человек ростом шесть футов три дюйма и весом 250 фунтов. При этом южане, в отличие от северян, не только проявляли большее раздражение, но и не были склонны уйти при приближении этого громилы. После того как их однажды уже оскорбили, они не собирались терпеть оскорбление еще раз. Они боролись за то, чтобы победа осталась за ними.

Когда оскорбляют северян, они могут не обращать на это внимания, подавляя в себе желание нанести ответный удар в словесной («От козла слышу!») или физической форме. У южан другая физиологическая установка. Система контроля у южан слабее, чем у северян, по крайней мере в том, что касается рассматриваемого примера. Эти результаты показывают, что культура может контролировать наши агрессивные тенденции, в частности, порог включения позывов к борьбе. Все люди способны к агрессии, но у каждого человека своя критическая точка. В некоторых культурах у людей больше похожих критических точек, чем у населения других культур. На Юге, более вероятно, люди не только агрессивно ответят на оскорбление: они рассчитывают на ответную агрессивную реакцию на оскорбление. Если северянин видит, что кто-то не отвечает на оскорбление, то такое поведение считается правильным. Южанин отнесется к этому как к проявлению слабости и трусости.

В этих наблюдениях удивительно то, что ментальность культуры чести может так долго (с момента ее возникновения) эксплуатировать психологию. Более того, как отмечают Низбет и Коэн, эта психология может влиять на отношения, которые возникают в разных тесно связанных общественно-политических сферах.

Ряд законов, институтов и социально-политических курсов, которые требуют участия многих людей, в общей системе ценностей не противоречат характеристике Юга как культуры чести. К ним относятся неприятие контроля над оружием; предпочтение законов, которые допускают насилие как способ самообороны, защиты дома и собственности; предпочтение сильной национальной обороны; предпочтение институционального использования насилия для социализации детей; стремление использовать смертную казнь и другие формы государственного насилия для предотвращения преступности и поддержания общественного порядка. Кроме того, люди, выполняющие институциональные роли, с большим пониманием относятся к насилию, связанному с защитой чести, и больше склонны рассматривать такое насилие как адекватный ответ на провокационное поведение другого человека.