— Загородное шоссе, дом два. Паскер Донно Роберт Мария, — обратилась ко мне мышка, так и не договорившись с Патриком. — Жутко знакомая фамилия. Это не тот эксплозивный психопат, что постоянно вены режет? Шурик, не помнишь? Мы с тобой вроде у него были.

Я внутренне усмехнулся знаменательному совпадению этих координат с адресом широко известного дурдома у себя на родине.

— Мне трудно тебе сказать что-нибудь путное. По такому адресу можно найти несколько сот больных, но у меня дома. А психопат не психопат и как его кличут — это не ко мне.

— Через почему?

— Пять лет санитарского стажа сказываются. Мышление навек санитарское осталось.

— Таки и что ты имеешь этим сказать?

— Я. Имею. Сказать. Первое. Не нужно пить пиво с Райзманом по полночи. У тебя уже акцент специфический. А бригаде притом всего бутылку принесла. Второе. Про образ мышления. Врач — он что запоминает? Адрес, фамилию, диагноз. А санитар — морду и чем провинился. Вот и всё, что я имел этим сказать и, доступным тебе языком выражаясь, ничего более чем. Э?

— Шура, если ты такой умный, то почему ты не богатый?

— Всё моё богатство дома осталось.

— Ты про что?

— Да уж не про деньги.

Люси осеклась, так и не отпустив следующую злопакостную реплику, вертевшуюся у неё на языке. Шкурка на мордочке мышки передёрнулась в нервном тике, и она поспешила сменить тему разговора на достаточно нейтральную:

— Всё-таки дикий грязнослов твой Волдырь.

— От вас, госпожа Рат, прямо-таки странны подобные речи, — вмешался Патрик, — при вашей-то специальности. Тут иной раз такое услышишь, чего и пьяный-то матрос не вымолвит. Да вы и сами, между нами говоря, иногда себе как позволите — позволите! Уши трубкой заворачиваются, осмелюсь заметить, мэм!

— Ну, я всё-таки в письменной форме не сквернословлю, — заоправдывалась наша маленькая доктор. Я не вполне понял, что она хотела высказать.

— А что, можно не по своей воле выражаться, да ещё письменно? Это что ж, тебя на заборах гадости писать заставляют? Как это? Приказные голоса слышишь, а, начальница?

— Да слышала как-то, — согласилась та, — от нашего главврача. Вот кто установочки даёт!

— Да, — подтвердил я, — указивки одна другой хлеще. Ежели всё выполнять некритично — точно к коллегам на лечение приплывёшь. Но при чём тут ругань?

— Так ты не знаешь? А, это, наверное, до тебя было. Наши карточки, сам знаешь, особо-то не читают, потому как в нашей работе никто ни черта не смыслит.

— Включая нас самих.

— А я ни на что и не претендую, кажется. Хрена ли тут смыслить — грузи да вези.

— Кто-то кого-то грязнословом обзывал…

— Мне объясняли, что хрен — растение, используемое как приправа. Не пробовала, но человеку верить можно.

— Я тебе потом растолкую насчёт хрена, а ты пока про что начала, доскажи.

— А, ну да. Так вот, нашей шефине очередная блажь на ум припала. Взяла карточки психиатров за последний месяц и прочитала их все. Не знаю, что уж там она вычитала, но крыша у ней окончательно протекла, видать. Вот на очередной пяти… десятиминутке взяла слово и заявляет: «У нас врачи психбригад то и дело пишут о нецензурных ругательствах в их адрес. Я попрошу в дальнейшем указывать, какие именно слова произносили пациенты, во избежание недопонимания. С не выполняющих этого обещаю отдельный спрос».

Ну, про «отдельный спрос» мы знаем. Это не намного легче «соответствующих выводов». Я, правда, врать не буду, ничего такого не писала. Всё равно эта придурь у шефини долго не продержится.

Мы с Патриком согласно кивнули, причём тот вставил:

— Ага. У нас в армии тоже присказка была: «Получив команду, не спеши выполнять. Не исключено, что следующая будет: «Отставить».

— Во-во, — продолжила мышка, — так примерно я и рассудила. А Ольгерт Полли, простая душа, понаписал за пару недель, да и сдал в диспетчерскую, когда вдругорядь на базу прибыл.

Начальственное повеление к тому времени не то уже отменено оказалось, не то о нём просто забыли.

Пал Юрьич, знать, на Полли зуб имел. Будить его и спрашивать, что это за чертовня, он не стал, хотя мог бы. Переписал бы Ольгерт карточки, да и вся недолга. Нет, старший приволок их на минутку и стал принародно художественно зачитывать. У Ольгерта, видать, духу не хватило писать прямо то, что клиентура буровила, так что звучало это следующим манером:

— «Больной громко и неоднократно предлагает бригаде «Скорой» отправиться на мужской половой орган, потом переместиться в женский. Утверждает, что имел ранее половые сношения с родственниками врача, а ныне желает их иметь с членами бригады, далее надеется находиться в интимной близости с персоналом психиатрической больницы».