— Навсегда?

— Мой внутренний голос говорит «да», но не исключено, что это всего лишь ПМС. Скажем, я оставила мужчин на довольно долгий срок.

— Хочешь перейти на женщин?

Он дразнит ее. А она его отталкивает, прекрасно осознавая, что он пришел лишь потому, что его это устраивает. Никто не тянул его на аркане — он сам пришел. Хотела бы она следовать своим желаниям.

— Я пытаюсь сказать, что я не так устроена, что случайные связи не для меня.

— Но ты же завязала с мужчинами, — напомнил Джекс, все еще поддразнивал ее. — По-моему, это звучит как отказ от секса. Точка.

— Да, никакого секса.

Он приподнял бровь.

— И ты не будешь по нему скучать?

— Нет.

— Совсем?

— Ни чуточки.

Он вперил в нее недоверчивый взгляд:

— Как это возможно вообще — не скучать по сексу? Это все равно что сказать, что ты не будешь скучать по холодному пиву горячей летней ночью, или по биению морских волн о прибой, когда бежишь по берегу, или… по воздуху в твоих легких.

Ее насмешила его категоричность.

— Возможно, для меня секс не настолько важен.

— Значит, до сих пор ты занималась им неправильно.

В его голосе прозвучал скрытый намек, и ее тело непроизвольно напряглось, когда она поняла истинное значение его слов. Вывод неизбежен — этот мужчина знает, как использовать свое мускулистое тело и талантливые руки, чтобы жить. Несложно представить, как он использует этот арсенал, чтобы доставить женщине удовольствие.

— Ты все еще тут? — поинтересовался он.

Мэдди покраснела и потеряла дар речи.

Его губы не улыбались, но в глазах искрился смех.

Мэдди посмотрела на него немного смущенно. В низу ее живота по-прежнему порхали бабочки, что означало — уж в этом она была твердо уверена, — что ее тело не готово отказаться от мужчин.

— У твоей матери был поэтажный план отеля? — поинтересовался Джекс, когда они вернулись в отель.

— Не знаю. Похоже, она держала все бумаги в офисе на пристани. Надо там посмотреть.

— Они тебе понадобятся для счета эскроу [4] , потому что кто бы ни купил отель, ему надо будет удостовериться, что все помещения прошли проверку и все оформлено по правилам. Возможно, выяснится, что есть какие-то нарушения, и больше, чем ты думаешь. И тогда придется иметь дело со строительным департаментом. Но я припоминаю, что Фиби некоторое время встречалась с Эдом, он здесь работал. Он поможет тебе во всем разобраться.

Мэдди молчала, слегка ошарашенная познаниями Джекса и тем, как профессионально и уверенно он говорит. Сперва она воспринимала его просто как красавчика байкера. Потом — как красавчика, знающего толк в поцелуях.

Сейчас же он раскрылся перед ней с совершенно другой стороны. И она задала вопрос, ответ на который ей не терпелось услышать.

— Она тебе нравилась? Моя мама?

— Да. Знаешь, ты на нее похожа. — Джекс некоторое время разглядывал ее — Мэдди стояла, затаив дыхание. — Что-то во взгляде, — продолжил он. — Она видела людей насквозь, смотрела прямо в душу и знала.

— Знала что?

— Кто чем дышит.

Со дня смерти матери в груди Мэдди стоял тяжелый ком — плотный шар, сотканный из печали и сожалений. И сейчас он стал еще плотнее.

— Я так не умею. Я вообще ужасно разбираюсь в людях.

Джекс долго молчал.

— Твоя мама была веселой и немного взбалмошной. Но было кое-что еще, что имело значение. Душа.

— Ну, взбалмошность была врожденной.

По его лицу пробежала легкая улыбка.

— Несомненно.

Судя по тому, с какой нежностью он о ней говорил, Джекс неплохо знал Фиби. Наверняка лучше, чем она сама, решила Мэдди. На сердце стало еще тяжелее.

— Ну а как насчет тебя самого?

— В смысле?

— Я почти ничего о тебе не знаю. Расскажи что-нибудь.

Он пожал плечами:

— Особо нечего рассказывать. Я родился и вырос здесь. Мама умерла от инсульта несколько лет назад. Родных братьев и сестер нет.

— Только Форд и Сойер, — добавила Мэдди.

— Да, никого, кроме них.

— А отец?

— Он в Сиэтле.

Что-то в тоне Джекса заставило Мэдди пристальнее вглядеться в его лицо, но он продолжал сохранять спокойствие.

— Ты всегда был плотником? — спросила она.