— Кроссвордиками занимаетесь, господа командированные? — усмешливо спросил директор, приметив «Огонек», лежащий перед Шевлягиным. — На скрипке бы лучше взялись обучаться играть. Что нового?

Руководитель конструкторской бригады сунул журнал в ящик стола и задвинул его с таким ожесточением, что едва не покачнулся ближайший кульман.

— Все старое, Виктор Валентинович, — сказал он, подойдя к директору, внимательно рассматривавшему чертеж общего вида узла. — Лепим дополнительные датчики со всех сторон.

— Вижу. Скоро за вашими датчиками и узел потеряется.

— Нельзя новые датчики лепить… Я говорю — нельзя! — протестующе откликнулся горбоносый, с черными хищными бровями конструктор Муканов. — Схема совсем запутывается, надежность летит.

— А что другое делать?

— Не знаю, — признался специалист по автоматике. — Знаю, что дополнительные датчики нельзя лепить, а что другое делать, совсем не знаю… Отправляй меня, Шевлягин, обратно в Москву. Я днем думаю, вечером думаю, ночью тоже не сплю — думаю. Голова стала, как пустой горшок. Не хватает моих мозгов. Разреши обратно уехать, зачем мне зря командировочные платить…

— Да, насочиняли вы основательно, — задумчиво сказал Кичигин. — К такому узлу наладчиком нужно приспосабливать доктора физматнаук. Значит, так, товарищи столичные Ньютоны. Будете сидеть и ждать, пока вас яблоко по башке стукнет, или все-таки работу двинете?.. Думать надо, а не кроссвордиками развлекаться. Когда же сообразите, как вам мост строить, вдоль или поперек?

— Анекдотец, между прочим, с бородой.

— Ничего, Василий Анатольевич, нам, провинциалам, такое простительно. Чем еще похвастаетесь?

— Герань у нас распустилась, товарищ директор, — откликнулась Нина Пажура. — Глядите, какие симпатичные цветочки!.. Не можем мы ничего придумать… Не можем, и все тут!

Как отлично начиналось. Идеальная летная погода сопутствовала бригаде конструкторов по всей трассе полета в Заборск. В аэропорту командированных встречал лично директор завода. Шевлягин и Пажура были усажены в «Волгу», а остальным был предоставлен новенький «рафик». В гостинице были заботливо приготовлены номера, в помещении заводоуправления ожидали просторные рабочие комнаты, на дверях которых висели строгие трафаретки с надписями «Московская группа». В проходах между кульманами были расстелены ковровые дорожки и на подоконниках расставлены горшки с геранью, фуксиями и другими представителями светолюбивой домашней флоры.

Основная идея проекта модернизации расточного участка родилась уже на третий день, была такой удачной по замыслу и надежной по простоте исполнения, что Виктор Валентинович пригласил Шевлягина на традиционный ужин с хариусами. Перемен блюд на этом ужине было меньше обычного. То ли клев хариусов поубавился с того времени, как в Заборске побывал начальник ОКБ, то ли у Кичигина была собственная ранжировка ужинов с хариусами, и Шевлягин шел в ней по иной категории, чем Готовцев.

Рабочие чертежи опытного узла Кичигин сразу запустил в производство и обеспечил заказу такой режим, что уже через две недели механическая часть его была готова. Наскоро пристроив комплектующую электрику, Шевлягин вместе с дружной группой заборских монтажников произвел в вечернюю смену опробование собственной конструкции на ручном управлении. Оно, как и полагалось, прошло с нормальным для первоначальной наладки скрипом. После двухкратных разборок, замены некоторых деталей, дополнительной шлифовки поверхностей и смены пары редукторов, оказавшихся маловатыми по мощности, узел, поставленный на ручное управление, заработал — к великой радости автора и к удовлетворению всех остальных, кто был причастен или сопричастен к его созданию.

В любимое ОКБ тут же была направлена победоносная телеграмма-«молния» чуть не в сотню слов, а кроме того, у Шевлягина состоялся рекордный по длительности для местного узла связи разговор с Готовцевым и Веретенниковым. Столь убедительный, что Павел Станиславович попросил срочно скопировать уточненные рабочие чертежи опытного образца, чтобы немедленно использовать в проекте станочной линии, над которой работало ОКБ.

Затем на узел была поставлена автоматика, и все пошло вверх тормашками. Узел категорически отказывался подчиняться автоматическим командам. То не откликался ни единым движением, будто окаменев, то вдруг, словно сорвавшийся с цепи злющий дворовый пес, взбрыкивал с такой осатанелостью, что по всему цеху раздавался натужный скрежет, и Шевлягин, бледнея, вырубал к чертовой матушке автоматику, бессильно опускал руки, набрасывался очередной раз на растерянного Муканова и высказывал оценку его работы в таких выражениях, что Нина Пажура предусмотрительно отходила подальше, искренне не понимая, почему бедный Джангир еще ни разу не кинулся на Шевлягина хотя бы с гаечным ключом, раз теперь мужчинам не положено носить кинжалы или засапожные, остроотточенные ножи. Более того, к ее великому изумлению, насмерть разругавшиеся Шевлягин и Муканов также бурно мирились, уходили в комнату с трафареткой на двери, закрывались там и в гостиницу возвращались далеко за полночь.

Но твердый орешек, подкинутый коварной автоматикой, разгрызть не удавалось. Работа над проектом модернизации расточного участка катилась как хорошо смазанная тележка по асфальту, а доводка автоматики опытного узла неожиданно застряла в болотистой ухабине, и вытащить ее на ровное место никак не удавалось. Всплески злости, которыми Шевлягин пытался одолеть забастовавшую автоматику, походили на ту шоферскую ругань, которая вроде и к месту, хотя знаешь, что ругань не вытащила еще ни одной забуксовавшей машины.

— Я пошел, — сказал Шевлягин.

Нина и Муканов согласно кивнули и пожалели руководителя группы, которому предстояло делать очередной доклад руководству ОКБ о достижениях командированных в Заборск конструкторов. Проектом модернизации расточного участка последнее время руководство ОКБ почти не интересовалось, а достижения по опытному образцу с каждым прошедшим днем обретали все более и более жирный минус. Подковырки Кичигина, внутренние распри при очередной неудаче и даже комплекс кусачих эмоций, которые спускал Шевлягин с цепи на многотерпеливого Муканова, не могли равняться с теми убийственно вежливыми словами, какие приходилось слышать руководителю группы от московского начальства.