Я посмотрел на кинжал, который подобрал по дороге. Это было острое, без всяких украшений, стальное оружие. Самое обыкновенное – ни надписи, ни клейма. Сжав его в руке, я так сильно ударил кулаком по стене, что руку пронзила острая боль.

– Послушайте, сэр. А как же насчет Габриеля? Разве вы уже не считаете его убийцей? И скажите, что вы нашли там, в потайном коридоре?

Я заколебался.

– Видишь ли, я ошибся. Жестоко ошибся. У него не было никаких тайн. Теперь еще один человек пострадал вместо меня. Нас постигла еще одна смерть, несмотря на мои молитвы. – И, с гневом посмотрев на купол, я добавил: – Но клянусь, она станет послед ней.

Я приказал, чтобы четыре оставшихся в живых старших монаха явились в церковь. Аббат Фабиан, приор Мортимус, брат Эдвиг и брат Гай выстроились напротив нас с Марком. Служки принялись разгребать груду камней, под которой лежал брат Габриель. Как ни странно, я сумел довольно стойко вынести это ужасное зрелище и при этом старался не упустить ничего из того, что происходило вокруг меня. Я подмечал все оттенки чувств, которые испытывали в те жуткие минуты монахи. Брат Гай с приором Мортимусом сохраняли бесстрастный вид, меж тем как лицо брата Эдвига исказила гримаса отвращения. Что же касается аббата, то он оказался слабее иных братьев. Он отвернулся, и его стошнило. Я велел монахам следовать за мной. Мы вошли в небольшой кабинет Габриеля, где на полу стопками громоздились книги, которые покойный подготовил для переписывания. Там до сих пор, печально прислонившись к стене, стояла разбитая статуя пресвятой Девы. Я спросил о том, где находились монахи за час до обрушения скульптуры.

– Они могли быть где угодно, – ответил приор. – Это был час отдыха. Мало кто отважится выходить на двор в такую погоду. Большинство предпочитают сидеть в своих кельях.

– А как дела у Джерома?

– Он со вчерашнего дня под замком в своей келье.

– А где были вы четверо?

Брат Гай сообщил, что занимался своими делами в лазарете и рядом с ним никого не было. Приор Мортимус пребывал в своем кабинете, тоже в одиночестве. Брат Эдвиг заверил нас, что находился в казначейском доме и что двое его помощников могут это подтвердить. Аббат отдавал распоряжения своему управляющему. Я внимательно глядел на каждого из них, ибо знал, что даже тому, кто имеет неопровержимые доказательства невиновности, доверять нельзя. Угрозой или убеждением каждый из них мог склонить своих подчиненных ко лжи. Монахи могли покрывать друг друга. Конечно, я мог бы допросить каждого служку и монаха, но на это бы ушла уйма времени. Да и к чему бы это привело? Понимая безрезультатность подобных попыток, я внезапно ощутил себя совершенно беспомощным.

– Выходит, вы обязаны жизнью брату Габриелю? – первым нарушил тишину приор Мортимус.

– Да.

– Но почему? – удивился он. – Почему он это сделал? При всем моем уважении к вам, я не могу понять, что заставило его пожертвовать своей жизнью ради вас?

– Возможно, в этом нет ничего удивительного. Мне кажется, что ему сумели внушить, будто его собственная жизнь мало чего стоит.

При этих словах я пристально посмотрел на приора.

– Что ж, весьма надеюсь, что подобный поступок поможет ему избежать Божьей кары. У него накопилось слишком много грехов. Они мешали ему сохранять душевное равновесие.

– Не исключено, что в глазах Божьих его грехи окажутся не так уж велики.

В этот миг раздался робкий стук. В дверной щели появилось перепуганное лицо монаха.

– Прошу прощения, но господину эмиссару прибыло письмо от судьи Копингера. Посыльный говорит, что оно срочное.

– Очень хорошо. А вас, джентльмены, прошу пока не расходиться. Марк, пойдем со мной.

Двигаясь по храму к выходу, мы заметили, что тело Габриеля уже перенесли в другое место, а двое служек с помощью нагретой в котлах воды смывают кровь с мощенного плиткой пола. За дверью нас ожидала целая толпа служек и монахов, которые уставились на нас вопросительными взорами. Чрезвычайно взволнованные происшествием в церкви, они все что-то бормотали, выдыхая в морозный воздух большое облако серого пара. Среди них я увидел брата Ателстана, взгляд которого светился откровенным любопытством. Охваченный невыразимой тревогой, брат Септимус пребывал в крайнем замешательстве и, ломая себе руки, то и дело озирался по сторонам. Увидев нас, брат Джуд велел толпе расступиться. В сопровождении монаха, который пришел к нам сообщить о посыльном, мы прошествовали сквозь строй братии к сторожевому дому, у которого нас поджидал привратник Багги. В его острых маленьких глазках светился немой вопрос.

– Посыльный сказал, что это чрезвычайно срочно, сэр. Надеюсь, вы простите, что пришлось прервать ваше собрание. Это правда, что брат Габриель погиб по неосторожности? – не удержался Багги.

– Нет, господин Багги. Это не был несчастный случай. Он погиб, спасая меня от убийцы.

Взяв у него из рук письмо, я отошел на середину двора, где чувствовал себя в большей безопасности, остановился, чтобы его прочесть.

– Через час здесь соберутся люди со всей округи, – сказал Марк.

– Что ж, очень хорошо. Прошло время тайн. Пора людям узнать правду.

Вскрыв печать, я достал из конверта единственный листок и, наскоро пробежав по нему глазами, встревоженно закусил губу.

Копингер начал собирать сведения. Он приказал сэру Эдварду и другому местному землевладельцу, упомянутому в этой книге, явиться к нему лично. И получил ответ, что из-за снежных заносов они отрезаны от внешнего мира и потому прибыть к нему не могут. Но поскольку до них доехал посыльный, то сам собой напрашивался вывод, что они тоже могли выбраться из своих имений. Поэтому Копингер послал за ними еще раз. Из всего вышесказанного явствует, что они намеренно тянут время. Значит, у этих людей существует довольно веская причина, чтобы скрываться.

– Теперь вы можете открыто выступить против брата Эдвига.

– Нет, еще не время. Боюсь, этот скользкий змей еще может вывернуться. А я хочу раз и навсегда лишить его этой возможности. Дабы он не мог сослаться на то, что все мои обвинения являются всего лишь догадками и предположениями. Я должен противопоставить ему неопровержимые доказательства. Но при подобных условиях, чтобы получить их, мне потребуется не день и не два. – Я свернул письмо. – Марк, кто знал о том, что мы с тобой собирались идти в храм сегодня утром? Помнишь, я говорил тебе у пруда, что нам надо идти в церковь?